Книга На руинах - Галина Тер-Микаэлян

— Танюша, ты почему не спишь? Опять фиксируешь свои наблюдения? Почему ты не отдала сегодня дяде Сереже рукопись Ада Эрнестовны?

— Да я его сегодня почти не видела, потом мы все носились с этой лисой, — ее сознание прислушалось к наступившей тишине, — завтра все ему вручу и в придачу отдам свою тетрадку. Ладно, спать, — аккуратно уложив бумаги в папку, она сунула их в шкаф, юркнула в кровать и сразу же очутилась в крепких объятиях мужа.

До утра они занимались любовью, но едва задремали, как их разбудил крик Гюльнары, громко стучавшей в дверь и звавшей мать:

— Мама! Открой скорей, мама!

Зара уже поднялась и возилась на кухне вместе со старшей невесткой. Накинув платок, она поспешно откинула щеколду и впустила дочь. Голос ее дрожал.

— Гюля, что такое? Что? Что-то с Шабной? Или с твоим мужем?

— Нет-нет, с ними нормально, — Гюльнара буквально упала на стул, закрыв лицо. Зара немедленно успокоилась и даже немного рассердилась.

— Тогда чего ты кричишь? Я дверь специально на задвижку закрыла, чтобы кот ночью не удрал, а ты стала кричать, я и не заметила, как он между ног проскочил. Теперь опять два дня где-то бегать станет.

— Мама, — тихо сказала Гюля, отнимая от лица руки, — беда, мама! Супойнат, жена Юсуфа, родила нынче ночью. Но лучше бы ей не рожать — ребенок… Я и говорить боюсь, на кого он похож. Бабушка Асият помогала акушерке принимать роды, и теперь ей плохо — лежит и встать не может. Уже из дома в дом весть пошла, — она заплакала, ее слушали разбуженные шумом отец и старшие братья, на пороге своей комнаты, обнявшись, стояли Анвар и Таня. Гюля снова заговорила: — Фируза собрала женщин — кричит, что это наша невестка Таня беду на всех накликала. Люди сюда идут, я обогнала их, а Рамазану сказала, чтобы за дедушкой Рустэмом бежал. Тане уйти куда-то надо — спрятаться.

— Еще чего, — выходя из спальни, сердито возразил Аслан, ее отец, — нас тут четверо мужчин, мы что, с глупыми женщинами не совладаем? А раз Рамазан к отцу побежал, то он сейчас на машине подъедет — поговорит с этими дурами.

— Там не только женщины, папа, Юсуф совсем обезумел от горя — он ведь наследника ждал и дождаться не мог. Его друзья с ним идут, и Курбан тоже сам не свой — боится он, его жене скоро рожать.

— Ничего, разберемся.

Его прервал гул голосов под окном. В дверь застучали, пронзительный голос Фирузы перекрыл шум толпы.

— Хозяева, откройте! Пусть ваша младшая невестка к нам выйдет!

— Уведи жену в комнату, — велел Анвару отец, подходя к двери. Распахнул ее и встал на пороге, заслонив своим массивным телом проход. — Что вам надо в такой ранний час, соседи? — в этот момент он очень походил на Рустэма Гаджиева, своего отца, и люди на миг смущенно приумолкли, но потом вновь послышались выкрики:

— Позови младшую невестку!

— Пусть объяснит, за что принесла горе в наше село!

— Какая чушь! — Таня шагнула было к двери, но Анвар ее отстранил.

— Уходи! Сиди в нашей комнате и не высовывайся!

— Дядя Аслан, впусти меня, я должен с ней поговорить! За что? — исступленно кричал Курбан. — Пусть скажет, пусть объяснит, у меня жена беременная! Не впустишь — все равно войду!

— Ты, что подраться со мной хочешь? — с усмешкой взглянув на щуплого низкорослого юношу, спросил четвертый сын Рустэма Гаджиева, легонько шевельнув могучими плечами.

Зара властно отстранила рукой старшего сына, который при слове «подраться», метнулся было к отцу, шагнула вперед и встала рядом с мужем.

— Ближе к вечеру приходите, соседи, я всех за стол усажу и долмой накормлю, а сейчас на работу пора, солнце поднялось.

— Не до работы мне, тетя Зара, — угрюмо проговорил Юсуф. — Жена рассудка лишилась, а сын…

— Ты умный парень, Юсуф, — в голосе Аслана звучало глубокое сочувствие, — ты на глазах моих вырос, твоя боль — моя боль. Но неужели ты веришь, что это Таня виновата? Как ты, комсомолец, веришь, что можно накликать беду?

— Не до комсомола мне теперь, пропади он пропадом, — и такая горечь слышалась в словах молодого человека, что никто не одернул его за аполитичное высказывание.

Возбужденные возгласы, несущиеся со всех сторон, начали утихать, но тут Фируза, стоявшая все время с заложенными за спину руками, неожиданно заголосила:

— От нее, от Тани вашей все беды нашему селу! Она порчу навела, больше некому! И мать ее такая же была — забыли? Шлюха и убийца!

Оттолкнув Анвара и пытавшуюся схватить ее за подол платья Гюльнару, Таня выскочила на крыльцо.

— Прекратите немедленно! — крикнула она Фирузе — И больше никогда — слышите? — не смейте…

Зашуршали колеса, и возле дома остановился автомобиль директора совхоза. Из него выскочили Рустэм, Сергей, Халида и молоденький милиционер Назим.

— В чем дело? — сурово оглядев толпившихся людей, спросил Гаджиев-старший. — Почему не на работе? Юсуф, ты сейчас повезешь жену в Тбилиси в больницу — я уже звонил, договорился. А остальные — по рабочим местам.

Недобро оглядываясь на Таню, люди начали расходиться, и тут пронзительный вопль вновь нарушил установившееся было спокойствие.

— Не-е-т!

Выдернув из-за спины руку, сжимавшую острый камень, Фируза размахнулась и метнула его в сторону Тани. Глухой удар, короткий стон — никто даже не понял, что случилось. Анвар подхватил обмякшее тело жены, отчаянно закричал:

— Таня!

Равнодушный взгляд Тани был устремлен ввысь, по щеке от виска стекала тонкая струйка крови. Она уже не могла слышать горького плача Халиды, почувствовать, как дрожащие руки отца гладят лицо, стирая кровь.

— Таня, доченька! Доченька, родная моя, как же это? Что же это?

Поздно вечером приехавшие из районного центра следователь и два милиционера увезли Фирузу в тюрьму. Тело Тани на экспертизу забирать не стали — в этом не было необходимости, потому что многочисленные свидетельские показания позволили до мелочей восстановить картину преступления. Она лежала на столе в доме Аслана и Зары Гаджиевых, и руки ее были сложены на груди по русскому обычаю. На тумбочке у стены горела свеча, а рядом с ней стояло глубокое блюдо, полное хинкали.

Сергей, осунувшийся и за один день, казалось, постаревший лет на десять лет, стоял рядом, вглядываясь в неподвижное лицо дочери. Губы его беззвучно шевелились, неслышно шепча:

— Вот как получилось, доченька, вот ведь как оно получилось.

В соседней комнате Анвар лежал на кровати, и лицо его было белым, как бумага, глаза широко открыты. Приезжавший врач недавно ввел ему лекарство, но оно почти не подействовало. Перед глазами стоял туман, мелькало лицо Тани, с губ срывались бессвязные фразы. Заплаканная Гюля сидела рядом с братом, время от времени прижимая к губам его руку.

— Брат, — всхлипывала она, — не надо, прошу тебя!