Книга Смутное время. Марина Мнишек - Нина Молева

— И что же, нашелся доктор?

— Фрязин какой-то. Сказывали, сумел помочь. Царица ему одному и доверяла. Важный такой по городу ходил. Возок — царскому под стать. Стекла — зеркальные. Внутри — рытым бархатом обит. Упряжь конская — с серебряным подбором. Я-то сам с ним только в Угличе спознался, да вот теперь у Академии частенько вижу.

— Не тот ли, что с шляхтичем литовским живет?

— Литовским шляхтичем? Откуда ты знаешь его, племянница?

— Да так, случайно. В дверях церковных столкнулись…

Сей изрядный правитель Борис Федорович своим бодроопасным правительством и прилежным попечением, по царскому изволению, многие грады каменные созда и в них превеликие храмы, и славословие Божие возгради, и многие обители устрой — и самый царствующий богоспасаемый град Москву, яко некую невесту, преизрядною лепотою украси, многия убо в нем прекрасные церкви каменные созда и великие палаты устрой, яко и зрение их великому удивлению достойно; и стены градные окрест всея Москвы превеликие каменные созда, и величества ради и красоты проименова его Царь-град; внутрь же его и полаты купеческие созда во упокоение и снабдение торжником, и иное многое хвалам достойно в Русском государстве устроил.

Патриарх Иов. «Житие царя Федора Иоанновича»

Оглянуться не успели, Рождество подошло. На гостинце толчея, что на торжище. Кони. Повозки. Кучера глотки дерут. Гайдуки постромки разбирают — как не запутаться? Гостей понаехало не то что со всей округи — издалека кто только не пожаловал. Недельку-другую непременно поживут. Хлебосольней Острожского замка ни на Литве, ни на Волыни не сыскать. Константа Вишневецкий челом бил, чтобы тестя его Юрия Мнишка с семейством тоже принять. Не великая шляхта, так ведь родственник. За столом — первый весельчак, в карты — первый картежник. Да в такой толпе разница невелика — пусть приезжает, перед жениной родней похвастается.

Двери отворились — княгиня. Торопилась, видно. Задохнулась. Губу прикусывает. Опять выговаривать собралась.

— Князь, не хотела тебя тревожить, только Беата…

Опять Беата! Не любит мужниной племянницы. За то не любит, что прилежит сестрина дочь истинной вере. Ни о чем, кроме православия, слышать не хочет, зато княгиня с униатскими попами ни на час не расстается.

— Беата говорила на паперти с шляхтичем. Тем самым, что при Академии живет. Уродец такой. Глаза разноцветные, и на губе бородавки огромные — смотреть противно. Марыська рядом стояла. Зачем он здесь появился, этот нищий? Одежда простая, а ты, князь…

— За супруга своего решили распоряжаться, княгиня? Отчетом я вам не обязан. Разрешил — значит, так тому и быть.

— Но почему? Почему такому безродному?

— Лишнего говорить не стану. Только приказ мой такой. С нами за столом ему не сидеть. На приемах бывать — не след. Пока. Слышите, княгиня? Пока. А с прислуги спрос самый жесткий будет: чтобы к нему со всяким почтением подходили. И разговоров промеж себя никаких не вели. А теперь ступайте, княгиня. Я занят.

Гонец сказал: в монастыре царица Марья. Так выходит: у нее сына убили — ее же и сослали, да и под клобук черный спрятали. Коли царевича в живых нет, какая от матери опасность? Да и винила она в смерти его не государя Федора Иоанновича, не боярина Годунова, помнится, дьяков каких-то. Кто же материнского горя не поймет, лишних слов не простит? Значит…

Паисий Паисием: чего не знает, что додумает, где и душой покривит. Кого одежды монашеские от лжи не спасали! Слаб человек, что там. Теперь письма найти, что тогда владыка Серапион из Москвы посылал. Верен был государю своему Ивану Васильевичу Грозному. До конца верен. О его наследниках думал.

Вступил государь Иван Васильевич в брак с Марьей Нагой осенью 1580 года. Родила она сына в срок, как положено. Сразу после родов стала государю неугодна — все на том стоят. К себе ее царь допускать не стал, но и из дворца не выслал.

Еще через год отправил царь посольство в Лондон. Поручил Федору Писемскому союз установить с английской королевой. Если не захочет Елизавета Английская в брак с ним вступить, сватать ее родственницу. Любую. Лишь бы собой не больно страшна, да и не стара была. Настоящего наследника, пишет владыка, государю родить. Вот и числа есть: в августе 1582-го посольство из Москвы выехало.

Это при живой жене! В Лондоне у посла о царице Марье спросили — отмахнулся. Мол, не венчанная. Живет во дворце по благословению священства для его государева здравия. Вмиг отослана будет. О бастарде нечего и говорить: мало ли семени каждый дворянин, не то что великий государь, за жизнь свое раскидает — неужто всех в расчет принимать!

— Ярошек! Пана Зайончковского ко мне. Разыскать сейчас же!

— И искать пана Казимира нечего, ясновельможный князь, в библиотеке, как всегда, над бумагами корпит. Ничего не скажешь, службу свою знает: дела княжеские день за днем описывать.

— А, пан Зайончковский, я и не знал, что ты под рукой. Ишь, как притаился — тебя и не заметишь.

— У оконца я, ясновельможный князь, у оконца. Дни короткие, свету не дождешься, а от свечей того гляди глаза болеть станут.

— Зажигать больше надо — не люблю потемок. А тебя, пане, спросить хотел: как оно с наследством царевича Дмитрия Углического было. Известно ли?

— Сейчас, сейчас погляжу — под рукой у меня все. Что ж, по первому завещанию отдавался царице в удел Ростов, а ее будущему сыну Углич.

— Будущему, говоришь?

— Написано так, ясновельможный князь. Выходит, тяжелая еще царица ходила. Да, и будущему сыну в придачу к Угличу три города определялись. Какие города…

— Раз другие завещания были, неважно. Ты о последнем скажи.

— Последнее… Вот оно — составил его царь Иван Грозный в день своей смерти, как предсказано ему было, 18 марта 1584-го, у православных — на Кириллин день. Обстоятельства здесь такие были. Нагадали царю все астрологи и колдуны, что умереть ему на Кириллин день. Царь весь день ждал, а как к вечеру дело повело — велел принести завещание и заново его написать. Тут царица Марья ничего не получила, а царевичу Дмитрию один Углич отошел с тем, чтобы жил там с матерью под опекой, которую совет при наследнике, царевиче Федоре Иоанновиче, определит.

Еще одно тут, ясновельможный князь. Углический удел, видно, у московитов удел необычный. Раньше отдавал его царь Иван Грозный своему младшему брату, глухонемому Юрию. И раз Юрий сам распорядиться ничем не мог, была при нем в Угличе Боярская дума. Вот ее-то, по завещанию последнему, и следовало отменить.

— А царица Марья где-нибудь упомянута была?

— Нигде. Ни единым словом.

— А при новом царе — Федоре Иоанновиче?

— За неделю до того, как коронационные торжества начались, ее с сыном отправили в Углич. В бумагах значится, «с великой честью». Бояре с ней поехали, 200 дворян и несколько приказов стрелецких. Содержание ей тоже большое назначили.