Книга У вас семь новых сообщений - Стюарт Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все нормально, пока тебя это устраивает.
Он поднимается и начинает ходить по комнате, его руки все еще обмотаны шарфом.
– Понимаешь, каждый раз, когда я думаю, что надо идти дальше и становиться нормальным человеком, я вижу тебя.
Он останавливается и проводит пальцем по моей щеке, рисуя невидимую запятую. Я отворачиваюсь и стираю салфеткой помаду.
– У тебя ее глаза, ее улыбка, ее острый ум. В тебе все, что было в ней хорошего.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать.
– А было что-то не настолько хорошее?
Отец вешает шарф мне на шею.
– Ну, у нее были стороны, которых я никогда не видел. Думаю, у каждого такое есть.
Он возвращает шарф на место и поворачивается ко мне:
– Скажи, у тебя есть мысли и чувства, которые ты никому не показываешь? Только твои, личные?
Я вспоминаю Оливера и его виолончель, и мамин телефон, спрятанный под матрасом.
– Да.
– Понимаешь, мне кажется, что Элиза, как раскрытая книга. Ей действительно нечего скрывать. С одной стороны, это неплохо, но с другой… Не знаю, в ней нет загадки.
Мне нечего на это ответить, поэтому просто смотрю на него. Он становится прежним – выглядит более уверенным. Мне хочется расспросить его о дне, когда умерла мама, и сказать, что я нашла запонку, но понимаю, пока не время.
– Если встретишь ее утром, будь дружелюбна, ладно?
– Ладно. Ты сказал Тайлу?
– Нет. Я решил, будет лучше, если ты поговоришь с ним. Он тебя слушает.
– Хорошо.
Отец целует меня в лоб и выходит из комнаты. Я перечитываю письмо и пытаюсь понять, зачем Дария решила встретиться со мной. Неужели у нее нет знакомых ровесников, с кем она могла бы пройтись по магазинам?
Встретив утром Элизу, я замечаю, что она тоже выглядит по-другому – расслабилась. Странно видеть ее на нашей кухне, смотреть, как она рассыпает сахар. Элиза улыбается из-за своей кофейной чашки, и кажется, что папина подруга видит меня насквозь.
– Так что, ты переезжаешь?
Она смеется и встряхивает головой, убирая волосы с глаз:
– Фургон с мебелью стоит перед домом.
«Хорошо, – думаю я, – у нее есть чувство юмора». Тайл вбегает в кухню, хватает тост, который я ему поджарила, и запрыгивает на стул. Накануне я предупредила его о присутствии Элизы, но он, кажется, ее едва заметил.
Когда женщина уходит, я вытираю рассыпанный сахар и тщательно отмываю ее кружку. Тайл с любопытством наблюдает за мной.
– Получается, это новая девушка папы?
– Похоже на то. Она тебе нравится?
Немного подумав, он отвечает:
– Мы вчера пекли печеньки.
– Хорошо. Я думаю, папе не повредит новый друг.
– Сколько раз в день ты вспоминаешь маму? – Тайл посерьезнел. Мне жутко в такие моменты – он становится похож на взрослого, и в глазах у него тлеет горькая правда. Брат выглядит таким уязвимым.
– Пять, может быть, больше. Смотря что за день. А ты?
– Тысячу, – отвечает он просто, как будто это очень маленькое число.
– Знаешь, я уверена, что, где бы мама ни была, каждый раз, когда ты о ней думаешь, она это чувствует.
– Ничего она не чувствует. Она мертвая.
Опять эти взрослые глаза. Я чувствую, как рушится мой самоконтроль, и вот-вот заплачу. Я рада, что снова могу что-то чувствовать, но насколько проще было без этого. Я обнимаю Тайла. Он сжимает меня в ответ, от него пахнет чистотой, и я думаю: «С ним все будет хорошо. Со всеми нами все будет хорошо».
Мы с Дарией встречаемся в парке. На ней короткая черная юбка и другой тонкий свитер – на этот раз цвета крови, в тон ее помады. Она садится рядом со мной на скамейку и вздыхает:
– Ты живешь где-то тут, да?
– Очень близко.
Дария кладет руку мне на бедро и говорит:
– Ну, пошли.
Мы с ней идем в «Виктория сикрет», и она покупает мне бюстгальтер «для начинающих». Почему-то я совсем не стесняюсь. Она ведет себя так, будто все это совершенно нормально и естественно. Потом мы идем в «Эйч энд Эм», и она покупает мне розовую кофту с капюшоном. Я обычно не ношу розовое, но рядом с Дарией хочется попробовать что-то новое. Она даже ест крендельки, которыми торгуют на улице. Мы покупаем два, рисуем на них горчицей тонкие полоски и садимся на автобусной остановке. Она спрашивает меня о мальчиках, и я принимаюсь рассказывать об Оливере: о его кудрявых волосах, о его музыке и о том, как он посмотрел на меня тогда в химчистке.
– Тебе нужно разработать план атаки, – говорит она, вытирая горчицу, оставшуюся в уголке губ.
– Атаки?
– Ну, план, понимаешь.
– Я правда хочу посмотреть, как он играет.
– Хорошо. Скажи, что тебе задали написать эссе о классической музыке. И ты бы хотела посидеть у него на репетиции из исследовательских соображений.
Мне не хватает духу сказать Дарии, что это дурацкая идея, поэтому я просто пожимаю плечами. Подъезжает автобус, и водитель улыбается нам.
– Или… почему бы тебе просто не попросить? Просто так.
Если бы кто-то предложил мне что-то подобное месяц назад, я бы даже не стала об этом думать. Но сейчас я чувствую себя сильнее.
– Да, почему бы и нет?
– Хорошо, но запомни кое-что: веди себя так, будто эта идея только что пришла тебе в голову. Чувства нужно уметь контролировать.
Почему у взрослых всегда есть тайны? Я наблюдаю за идущими мимо людьми: бизнесмен, мальчик со скейтом, пожилая дама. Я понимаю, что у них у всех есть свои тайны, которые они прячут, как камешки в карманах.
– Что мне надеть?
– Кофту, которую мы купили, и свои любимые джинсы. Очень важно, чтобы на тебе были любимые джинсы.
Ей звонят, и пока она разговаривает, я успеваю доесть свой крендель.
– Мне надо бежать в центр, на кастинг.
Я знаю, что это, мама тоже постоянно на них ходила. Это встреча с модельером или фотографом, который смотрит на тебя и оценивает, подойдешь ли ты для фотосессии или показа. Дария выбрасывает недоеденную половину кренделя в урну и целует меня в обе щеки.
– У тебя есть мой сотовый? Дай мне знать, как все пройдет с мальчиком с виолончелью.
– Хорошо, – отвечаю я и вслед добавляю: – Спасибо за все.
Она оборачивается и машет рукой так, будто это мелочь. Я неожиданно понимаю, что так и не спросила, принадлежит ли запонка Бенджамину. Может быть, из следующего сообщения я узнаю больше.
Вернувшись домой, я иду к себе в комнату и надеваю бюстгальтер и кофту, а потом подхожу к окну и ищу взглядом Оливера. Его нет, но мое сердце все равно начинает биться чаще. Завтра мне исполнится пятнадцать, и я спрошу Оливера, можно ли мне посмотреть, как он играет.