Книга Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская

— Не знают гости ничего, — почему-то рассердилсяАрхангельский. — И не узнают, если ты им не расскажешь. Я в холле был, как разна воздух шёл.

— Зачем?

— Покурить маленько.

Он вдруг смутился и совсем тихо пробурчал:

— Пацапались мы с Марусей.

Тут надо сказать, что пережить осуществление заветной мечтыне просто любому человеку, а уж такому эмоциональному, как наша Маруся, темболее. Мечта, занимавшая в жизни изрядный объём, сбываясь, образует опаснуюпустоту, которая сразу же наполняется грустными вопросами. Зачем жить? Кудатеперь стремиться? Как тратить образовавшийся излишек времени? И т. д. и т. п.

Маруся от этих вопросов начала выходить из равновесия прямона глазах, занервничала и даже похудела. Думаю и Ваня её уже почувствовалохлаждение. Ха! Охлаждение! Неделю до свадьбы они грызлись, как собаки. Так,орамши, под венец и пошли с надеждой, что образуется.

По этой причине меня не удивило, что Архангельский в разгарсвадьбы отправился подальше от невесты на воздух покурить.

— Если так, — сказала я, — так в чем тут дело? Марусядумает, что ты все куришь. Отсутствовал ты не слишком долго, она может и нехватилась, сидит, одна поздравления принимает, сама с собой под «горько» целуется.

— Издеваешься? — с укором спросил Архангельский. — В тот-тои загвоздка, что видела она как лбы меня уводили. Выскочила в холл, я ещёглянул на неё, мол, ничего не поделаешь, обряд есть обряд.

— А она что?

— Махнула рукой, а потом показала кулак. Теперь-то ужепонимаю, со стороны это выглядело так, словно я в обнимку с дружками куда-тослинял.

— И по ходу пьесы изуродовал мой «Мерседес». И чего от меняты хочешь? — скептически поинтересовалась я.

Архангельский взглянул с мольбой и жалобно попросил:

— Соня, ты же умная, придумай что-нибудь сама.

Когда речь заходит о моем уме, мгновенно слабею.

— Хорошо, — смилостивилась я, — придумаю, рассказывай всесвои заморочки.

Архангельский оторопел:

— Какие заморочки?

— Ну дела или что там у тебя. Короче, все, что может иметь кэтим гоблинам отношение. Рассказывай, дорогуша, куда вляпался и поподробней.

Он помотал головой и с явной искренностью сообщил:

— Никуда я не вляпывался.

— Что, и сомнительных дел никаких не было?

— Кроме этой свадьбы, никаких.

— Так зачем же хватали тебя?

— Сам голову ломаю. Может перепутали с кем?

Я пришла в отчаяние и закричала:

— Не хочешь ли ты мне сказать, что нет вариантов узнать ского спросить за «Мерседес»?

От удивления Архангельский даже руль на мгновение бросил, нотут же снова управление взял и с укоризной сказал:

— Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка всравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.

Но я уже не слушала его, я кричала:

— О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не ского! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?

— Не волнуйся, — успокоил меня Архангельский, — ты так надними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машинуспросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? — ни с того ни с сего он вдругвернулся к своим проблемам.

Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать.Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов!Сколько моих горьких надежд!

— Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! —рявкнула я. — А что теперь я вручу? Осколки?

Архангельского моё заявление озадачило.

— А что ты собиралась Марусе дарить? — растерянно спросилон.

— Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! Спотрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!

— Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этогопонять Евгений?

— Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Какмного он хорошего забыл! Все-все-все!

Архангельский вошёл в очень сложное состояние, передатькоторое невозможно только словами. Я же, дивясь его бестолковости, пояснила:

— Это совсем просто для чуткой души, понимаешь, ассоциации,связанные с подарком. «Старинные часы ещё идут…» «Приезжай хоть на денёк,приезжай хоть на часок…» И так далее, продолжать могу до бесконечности. В этомподарке заключалась моя исповедь, не зря же я такие деньги отвалила.

— Но что же будет со мной? — взмолился Архангельский.

Боже, какой эгоизм! Я ему про горе своё талдычу, а он мневсе про Марусю! Впрочем, у него тоже горе, раз он решился на ней жениться.

— С тобой совсем просто, — заверила я. — Скажешь, что прямоу входа в ресторан Сонька попала в аварию, а ты помогал улаживать её, то естьмои дела. Обманывать Марусю одно удовольствие, только этим и занимаюсь всюжизнь.

Архангельский посмотрел на меня как на гуру — с огромнымуважением и пытливой завистью.

— Мне почему-то это плохо удаётся, — признался он и тут жеободряюще добавил: — А о «Мерседесе» ты не беспокойся. Он же застрахован.

— Но инициатор аварии я.

— Но «Альфа Ромео» скрылась с места происшествия. Её будутискать и найдут, номер я запомнил. Если головопяточные заартачатся, в твоюпользу будет свидетельствовать вся наша свадьба. Дело решится так, как надотебе.

— Ваня, — изумилась я, — ты что, этих гоблинов совсем небоишься?

Он посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка.

— Соня, клянусь, это ошибка.

Я посверлила его взглядом:

— Ошибка?

— Ошибка и ничего более. Головопяточные по запаркеперепутали меня с каким-то крутым, обедавшим в том же ресторане.

— Уверена, что гоблины умом не блещут, но и не конченные жекретины они, — усомнилась я. — Как-то ведь выживают в нашем сложном мире.

— И на старуху бывает проруха, — ответил Архангельский и сневиннейшей улыбочкой спросил: — Ты что, всерьёз думаешь что я способенсотворить нечто такое, из-за чего целая банда палит из стволов в центре Москвы?

Нет, такого впечатления Марусин Ваня не производил.

— Кстати, гоблинов должна уже бояться ты, — с необъяснимымчувством превосходства сообщил Архангельский.