Книга Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель

Так моя душа была спасена от лютой погибели. Моё тело на долгие годы досталось Олегу. А Катя до сих пор не перестаёт меня удивлять, и ей принадлежат мои самые высокие восторги и полеты мысли.

Поскольку в те глухие и дальние годы Катя кормила своих многочисленных гостей исключительно бразильскими салатами, — а что только не входило в их состав: и колбаса, и курица, и мандарины, и мёд с орехами, — её бюджет постоянно сводился с дефицитом. Но относительная лёгкость, с которой она согласилась на ограбление банка, всё же озадачила меня. Гениальный план включал в себя чертежи, ноты и список инструментов. В качестве цели был избран тихий филиал Сибакадембанка на проспекте Строителей. Я запасся ватниками и кирзовыми сапогами.

Полночь. Мы переодеваемся — и у Кати сдают нервы. Нет, поздно уже менять решение! Подаю ей тёмные очки: «Чтобы не так выделяться на улице». Катя безропотно подчиняется.

Нам повезло: дорога оказалась безлюдной. Катя осталась стоять на шухере у дороги, а я с чемоданчиком инструментов подошёл к банкомату на крыльце. Вдруг в морозном воздухе раздались чарующие звуки музыки — Катя блюдёт план и предупреждает меня о появлении прохожих мелодией «Когда умолкнут все песни, которых я не знаю…». Надеюсь, прохожим не придёт в голову ничего подозрительного: ну подумаешь, девочка в фуфайке и солнцезащитных очках идет по ночному проспекту и играет на флейте…

Музыка стихает, и я устраиваю зловещий шум: стучу молотком, лязгаю отвертками. «Как же она сейчас переживает», — проносится в голове. Достаю свою карту и снимаю деньги. Стучу ещё несколько минут… Так, сейчас нужно постараться не улыбаться…

— Катя, получилось!.. Скорее уходим, вот-вот сработает сигнализация…

На Катином лице смесь ужаса, восторга и безумия. Я хватаю Катю и тяну её в сугроб: «Уходить будем по другой стороне…» Вопреки всякому здравому смыслу, мы двадцать минут по-пластунски ползём через парк на улицу Терешковой. Поднимаемся, взмокшие и счастливые. Катя категорически заявляет, что снять нечеловеческое напряжение может только водка. Была не была — по пути домой заходим в круглосуточный магазин за водкой и тортом. Надо сказать, что это был действительно опасный момент вылазки… Но продавщицу не хватила кондрашка. Мы благополучно добрались домой и отпраздновали успех.

Жаль, что Кирилл потом предательски развенчал мой миф. Кажется, это произошло, когда я закрылся от них с Катей и просидел пару часов в стенном шкафу: Катя угрожала мне изнасилованием, и он тут же выразил свою поддержку этому плану. Пока я отсиживался в глубокой обороне, мне перемыли все кости.

А может быть, Катечка, именно поэтому ты больше не пристаёшь ко мне? Ограбление оказалось инсценировкой, я потерял в твоих глазах облик героя — и ты больше не хочешь родить от меня ребёночка или даже посвятить мне какое-нибудь захудалое стихотворение…

Да, я всегда знал это! Таковы женщины.

Мастер чайных церемоний

Надо признать, не только гетеросексуалам иногда мерещатся представители сексуальных меньшинств, ждущие подходящего момента, чтобы распустить руки или, о ужас, пустить в ход свои полицейские дубинки. Иногда бывает и наоборот. Пару раз в жизни и я неправильно истолковывал входящие сигналы. А что бы вы подумали, получив однажды следующее сообщение?

Здорово, Андрей, дико рад увидеть твой мейл в своём вновь обретённом ящике. Вот проснулся — скажешь ты — и не ошибёшься. Я пробудился от долгого сна и первым делом пишу тебе — такому, какой ты есть — шагающему по линии прибоя в плавках и пиджаке…

Поздним вечером за две недели до этого (видимо, не обошлось без банкета) по пути с журналистского задания я вышел на остановочной платформе «Обское море» и зачем-то попёрся пешком — с портфелем и при галстуке — до «Береговой». Сентябрьский ветер поднимал сильные волны, я снял брюки. Шлёпал по кромке воды, распинывая коряги. Просто необитаемый остров, никаких следов человека, если не считать полуразмытых пепелищ костров и пары палаточных кольев… Но где-то за собачьим пляжем я по рассеянности чуть не столкнулся со спускающимся к воде человеком — светлым и длинноволосым, раскуривающим «Беломор». «Ты уже купался?» — запросто заговорил он.

Мы плавали в холодной воде, а потом скакали, кувыркались и носились по берегу, чтобы согреться. Я отхлебывал что-то горькое из металлической фляжки и жадно курил. Так произошло знакомство с Антоном — мы расстались после бесконечной прогулки и первенства по академическому гону где-то неподалёку от университета лишь под утро.

Это длинная история, рассказывать которую в такую ненастную сырость и слякоть просто рука не поднимается. Я как-то записывал отдельные впечатления и мысли по поводу происходящего, но ворошить их означает насморк, простуду и бред сивой кобылы. Немного о себе: в остальном кризис жанра. Бросил заведение свое полотёрное. Но лёд тронется. Рассказы понравились. Шли ещё! Да вы, батенька, эстет — так говорил Заратустра, спустившись наутро с гор и увидев на площади у булочной серебряного голубя стрелецкой казни. Не читал ли ты когда-нибудь митьковские сочинения о похождениях штандартенфюрера СС майора Исаева фон Штирлица в 3-х томах?

Две недели после памятной ночи на водохранилище Антон не мог вспомнить пароль от своей электронной почты. И с контрольным вопросом про «фамилию матери» не получалось. На четырнадцатый день Антон попробовал ответить «Лилит». Так возник наш маленький союз читателей (и чуть-чуть писателей).

Его заседания чаще проходили на свежем воздухе. Вот мы перебираемся по обледеневшему трубопроводу через овраг. В нескольких метрах под нами — вырубка, мусор, торчащая арматура. Останавливаемся на середине, усаживаемся и открываем ключом бутылку девятой «Балтики». До хрипа спорим, что за люди проживают в Целебееве. Незаметно темнеет — и пора уходить. Подошвы соскальзывают. Идём мелкими шажками, пока не падаем, обнявшись, в снег. Какое облегчение.

Самый большой и знаковый трип был совершен нами в тридцатиградусный мороз с посещением нескольких — хмурых и норовящих поскорее распрощаться — друзей. Ах, Анечка, разве можно было ревновать к Антону? Или тебе пришлось не по душе, что мы притащили из ванной комнаты по эмалированному тазику и устроили рыцарский турнир? Гоша, нежный Гошечка, мы столько с тобой пережили… когда я заступался за тебя перед гопами, дело оканчивалось повреждёнными зубами, а вот ты до сих пор сохранил свою робкую улыбку… Как ты мог назвать Антона пьяным бомжом и выставить нас на улицу в поздний час, когда уже не ходит метро?

Дотащившись по Октябрьскому мосту — и там же разбив последнюю бутылку — на левый берег, мы столкнулись с перспективой обморожения. Дремавший у автобусной остановки таксист требовал набросить десятку-другую и, убедившись в нашей неплатёжеспособности, прекратил общение. «Какой мелочный, мелочный человек», — был уверен Антон. Вместе мы подняли на руки мусорку типа «урна обхарканная» и мстительно опрокинули её содержимое на капот машины.

Водила заорал и выскочил, вернулся прыжком в машину и рванул за нами — через тротуар по пустырю. Мусор разлетался по сторонам, лепился к лобовому стеклу. Мы завернули в маленький переулок. Машина ещё не появилась из-за угла, но спрятаться было совершенно негде: бронированные двери подъездов, пятачок с помойкой и детской площадкой. В одной из пятиэтажек на следующей улице дверь оказалась открыта. Мы забежали на верхнюю площадку и наблюдали через полузакрашенное окно, как наш приятель мечется в бессильной злобе по двору.