Книга Дом дневной, дом ночной - Ольга Токарчук

Около десяти по непреложной ежедневной традиции пили кофе. Позвякивали алюминиевые ложки, донышки стаканов мелодично постукивали о блюдца — этакие канцелярские колокольчики. Молотый, бесценный кофе, приносимый из дома в стеклянных баночках из-под джема, поровну раскладывался по стаканам, кипяток образовывал на поверхности густую коричневую пену, задерживающую на миг водопад сахарного песка. Аромат кофе заполнял до потолка Кооперативный банк в Новой Руде, а мужики, которые как раз подошли занять очередь, проклинали себя, что попали именно в это святое, отведенное для кофе, время.

И вот тут Кристя вспоминала свой сон.

Как же мучительно быть любимой ни за что, иначе говоря, за то, что ты просто такая, какая есть. Сколько тревог несет такая любовь. Как же от неуверенности путаются мысли и сердце пухнет от учащенных ударов. Каким отдаленным и неосязаемым становится мир. Кристя внезапно почувствовала себя одинокой.

После пасхальных праздников в банк пришло сообщение о краткосрочных курсах в Ченстохове для банковских служащих. Она восприняла это как знак свыше и поехала. Складывая вещи в сумку из кожзаменителя, Кристя подумала о Боге. Что независимо от того, что о нем говорят, он является в самый нужный момент.

Ее везли заспанные поезда, набитые помятыми людьми. В купе не было свободных мест, поэтому она, прильнув к грязному стеклу, стоя подремывала в коридоре. Когда ночью кто-то вышел, ей наконец удалось сесть. Зажатая между разгоряченными от удушливой жары телами, Кристя уснула и погрузилась в тяжелый сон, черный, маслянистый, без картинок и без каких-либо мыслей. И лишь проснувшись, поняла, что отправилась в путешествие; до сих пор это было не более чем перемещение в пространстве, обычная, бездуманная смена мест. Только сон подводит черту старому и открывает новое — умирает один человек и просыпается другой. Это ничем не примечательное, черное пространство, перемежающее дни, и есть настоящее путешествие. К счастью, все поезда из Новой Руды в далекий мир едут ночью. Кристя подумала, что после этой поездки ничто уже не будет таким, как прежде.

Под утро она оказалась в Ченстохове. Было еще слишком рано, чтобы куда-либо идти, поэтому в привокзальном кафе она заказала чай и, обхватив стакан ладонями, грела руки. За соседними столиками сидели старушки, укутанные в клетчатые платки, прокуренные мужики, пришибленные жизнью мужья, папаши с лицами, потрепанными, как видавшие виды кошельки, разрумянившиеся ото сна дети, из полуоткрытых губок которых вылезал тонкий лоскуток слюны.

Ожидание рассвета вылилось в два чая с лимоном и один кофе. Кристя разыскала улицу Сенкевича и шла по ней вверх, по самой середине, потому что машины еще не проснулись. Она поглядывала на окна и видела густо присборенные занавески и фикусы, прижавшиеся к стеклам. В некоторых окнах еще горел свет, но он был уже бледным, ненужным. В этом свете люди поспешно одевались, ели, женщины досушивали над газом чулки или завертывали бутерброды в школу, застланные кровати хранили до следующей ночи тепло тел, несло подгоревшим молоком, шнурки возвращались в надежные дырочки ботинок, радио передавало новости, которых никто не слушал. Потом она наткнулась на первую очередь за хлебом. Все в очереди молчали.

Сенкевича, 54 — большое серое каменное здание с рыбным магазином на первом этаже и двором-колодцем. Кристя остановилась напротив дома и стала медленно разглядывать окна. Боже мой, они были самые обыкновенные.

Она простояла там с полчаса, пока не перестала ощущать холод.

Учеба оказалась беспробудно скучной. В тетради, купленной специально для конспектов, Кристина рисовала ручкой какие-то загогулины. Зеленое сукно стола, стоящего в президиуме, почему-то подбадривало. Она непроизвольно его поглаживала. Служащие кооперативных банков, казалось, были все на одно лицо. У женщин — обесцвеченные волосы, подстриженные под Мирей Матье, и цикламеновые губы. Мужчины — в темно-синих костюмах и с портфелями из свиной кожи. Как сговорились. Во время перекуров перебрасывались шуточками.

На ужин были бутерброды с сыром и чай в фаянсовых кружках.

А после ужина все перебрались в клубную, на столах появилась водка и соленые огурчики. Кто-то достал из кожаного портфеля набор металлических стопок. Рука мужчины блуждала по обтянутым нейлоном коленям женщины.

Кристя пошла спать немного под хмельком. Две ее соседки появились под утро и шепотом призывали друг дружку не шуметь. Так продолжалось три дня.

На четвертый день она остановилась перед покрашенной в коричневый цвет дверью, на которой висела фаянсовая табличка: А. Мос. Постучалась.

Дверь открыл высокий худощавый мужчина в пижаме, с сигаретой во рту. У него были темные воспаленные, словно от недосыпа, глаза. Он быстро заморгал, когда Кристя спросила:

— А. Мос?

— Да, — кивнул он. — А. Мос.

Она улыбнулась, ей показалось, что она узнаёт голос.

— А я — Кристя.

Он отступил в растерянности и пропустил ее в прихожую. Квартира была маленькой и тесной. Освещал ее серебристый свет люминесцентных ламп, поэтому она выглядела неопрятной, как вокзал. Повсюду стояли картонные коробки с книгами, лежали кипы газет, наполовину собранные чемоданы. Из открытой двери ванной валил пар.

— Это я, — повторила она. — Я приехала.

Мужчина вдруг повернулся кругом и расхохотался.

— А кто вы такая? Я вас знаю? — Он вдруг хлопнул себя по лбу. — Все ясно, вы, вы… — Он щелкнул пальцами в воздухе.

Кристя поняла, что он ее не узнаёт, но в этом не было ничего странного. Он ведь знал ее иначе, во сне, внутри себя, не так, как это бывает обычно с людьми.

— Я сейчас вам все объясню. Можно пройти?

Он помедлил. Пепел с сигареты упал на пол, и мужчина указал ей рукой на комнату.

Она сняла туфли и вошла.

— Понимаете, я тут собираю вещи. — Мужчина извинялся за беспорядок.

Скомканное постельное белье с дивана он вынес в другую комнату. Вернулся и сел напротив нее. Из-под застиранной пижамы выглядывала полоска тела на груди, тощей и нескладной.

— Пан А. Мос, скажите, вам что-нибудь снится иногда? — спросила она неуверенно и сразу же поняла, что совершила ошибку. Мужчина расхохотался, шлепнул ладонями по полосатым ляжкам и окинул ее насмешливым взглядом — как ей показалось.

— Ну и дела! Приходите к незнакомому мужику и спрашиваете, снится ли ему что-нибудь. Это как сон, как сон…

— Я вас знаю.

— Да? Как же так, вы меня знаете, а я вас — нет? Стоп… может быть, мы познакомились на вечеринке у Яся? У Яся Лятко.

Она отрицательно мотнула головой.

— Нет? Тогда где?

— Пан А. Мос…

— Меня зовут Анджей. Анджей Мос.

— Кристина Переполох, — представилась она.

Оба встали, обменялись рукопожатием и сели в некотором смущении.

— Ну так… — Он первым нарушил молчание.