Книга Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

Ивейн потеребила перо, затем покосилась на вдруг заволновавшегося младенца, что спал в корзине у нее под боком. Она почти завершила список, над которым корпела с самого обеда — ну, скорее, это был пока хороший черновик, — но как же ей не хватало сейчас Райса! С каждым днем она скучала по нему все сильнее.

Боже, до чего им было хорошо вместе! По другую сторону стола стоял стул, на котором он обычно сидел, и теперь Ивейн с легкостью могла себе представить, как будто он рядом, смотрит на нее своими янтарными глазами, легкомысленно постукивая пальцами по столешнице. На ее стороне была наблюдательность, внимание к деталям, образование и способности к языкам… зато он в полной мере наделен был уникальным даром интуитивного постижения, который зачастую проникал сквозь напластования проблем, отнимавших у нее недели и месяцы напряженного труда. Вместе с Райсом им не составило бы труда разобраться с древними рукописями, что она внесла сейчас в свой список.

Но Райса больше не было рядом, и никогда не будет, он может приходить к ней только во сне.

Крошка-дочурка, что беспокойно заворочалась и заагукала в своей корзинке, никогда не узнает отца, ибо он погиб за неделю до ее рождения. И хотя он был одним из величайших Целителей своего времени, Райс Турин ничем не отличался от прочих мертвецов, что нашли вечное успокоение в михайлинской часовне; и он тоже никогда не увидит свою дочь, наделенную, подобно их первенцу, священным даром исцеления. Даром, который не спас своего обладателя.

Он ведь даже на вид не казался мертвым, нахмурилась Ивейн, откладывая в сторону перо. Она возвела полные слез глаза к голубому куполу над головой, силясь отогнать непрошеные воспоминания.

Сразу после гибели на него наложили предохраняющее заклятье, и казалось, будто он попросту заснул — хотя был мертв уже две недели, когда она наконец увидела тело. На теле не было ни ран, ни иных повреждений — лишь небольшая вмятина на затылке, скрытая вьющимися рыжеватыми волосами… но разве могла подобная мелочь погубить такого человека?!

И все же он погиб — по крайней мере, его плоть, ведь самого Райса уже не было здесь. Ивейн свято верила в то, что душа вечна и пребывает после смерти в ином мире, как всегда говорил ей отец. Тело служило прибежищем духу при жизни, но затем превращалось просто в пустую скорлупку, а душа продолжала свой бесконечный путь…

И все же она любила это тело точно также, как и душу, и его блестящий ум, и потому, прежде чем опустить его в одинокую ледяную могилу, она укутала его в ризу — княжеское одеяние цвета слоновой кости, из тончайшего расшитого шелка, достойное самого короля. Собственно, это и был королевский дар Синхила Халдейна, ради которого все они столько претерпели за последние десять с лишним лет.

Но Синхил и сам скончался год назад, а за ним последовали и другие: архиепископ Джеффрай, епископ Давет Неван, Кай Дескантор, Джебедия… и вот теперь Райс. Ивейн не плакала, когда его хоронили, но она разрыдалась сейчас. Сама себе твердила, что слезы ни к чему, но они лились и лились по щекам, стекали по подбородку и капали на пергамент, размазывая чернила.

Именно это и привело Ивейн в чувство, ибо в ее записях была надежда хотя бы для одного из тех людей, кого она оплакивала сегодня.

Анналы Сулиена, — повторила она. Протоколы Орина. Liber Sancti Ruadan. Манускрипты Льютерна и Джоревина Кешельского. Ей было известно, что Камбер сам писал комментарии к некоторым из этих книг. И она даже знала, где их искать.

Вытерев слезы уголком рукава, Ивейн вновь взяла в руки перо и обмакнула его в чернила, сделав еще несколько пометок. Когда малышка Иеруша, проголодавшись, опять принялась хныкать, мать поднесла ее к груди, продолжая вести записи.

Из всех этих текстов можно было почерпнуть необходимые сведения. Часть книг она спрятала рядом с порталом в их имении в Шииле, когда им с Анселем пришлось срочно спасаться бегством вместе с детьми. Более редкие издания можно отыскать в варнаритской библиотеке в Грекоте — хотя попасть в книгохранилище будет непросто, учитывая, что новым епископом Грекотским стал племянник одного из регентов.

Кое-какие намеки содержатся, возможно, в древних развалинах под самой Грекотой. Ей самой там бывать не доводилось, в отличие от Джорема. Вполне возможно, что от древних Дерини, которые возвели, а затем покинули это поселение, осталась полезная информация. Именно они, кстати, построили в свое время и зал, где она сидела сейчас — и Ивейн предполагала, что коснулась лишь только самой верхушки сокрытых здесь тайн.

И все же было кое-что еще более важное — и именно поэтому она находилась здесь. Они ждали Целителя Кверона Киневана. Неожиданный союзник, чтобы не сказать больше, поскольку именно Кверон в свое время так рьяно настаивал на канонизации Камбера, к вящему негодованию Джорема.

Поразительная ирония судьбы: ведь сейчас они уготовили Кверону роль в событиях, которая, несомненно, потрясет самые основы его веры в то, чему он посвятил последние годы жизни.

Со вздохом, Ивейн отложила в сторону список и, отодвинувшись от стола, уложила крошку Иерушу к себе на колени, с улыбкой проводя пальцами по пухлой щечке.

— Ну, как ты, малышка? — прошептала она девочке, просовывая руку, чтобы проверить пеленки. — Хочешь, чтобы мамочка тебя еще покормила, пока не вернулись остальные? Ты, вроде, пока сухая…

Но едва она успела поднести младенца к груди, как до нее донеслась мощная эмоциональная волна, несущая ужас и скорбь — чужие чувства на сей раз, уже не ее собственные.

Это Кверон, — убедилась она, подняв глаза на хрустальный шар, подвешенный над столом, и мысленно проверяя на прочность установившуюся связь. Что ж, давно пора! И сосредоточилась, чтобы мысленно позвать остальных.

* * *

Кверон едва не лишился чувств в Портале аббатства святой Марии. Те картины, что вливались в его сознание через пульсирующий медальон, потрясли его как физически, так и эмоционально, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Он не знал, как долго простоял вот так, пытаясь совладать со своими чувствами; как вдруг внезапно осознал, что он уже не один.

Присутствие Ивейн он ощутил, даже прежде, чем она коснулась его, прежде чем открыл глаза и увидел ее перед собой. Вся в черном с головы до ног, она бережно взяла его за запястья и, не сводя с Целителя пронзительного взгляда синих глаз, тихим голосом попросила его расслабиться, отпустить медальон, который он все еще стискивал в кулаке.

— Вы порезались, — прошептала она, когда он раскрыл окровавленную ладонь. — Простите. Это было жестоко — чтобы вы узнали все таким образом, но я подумала, что, в конечном счете, будет милосерднее покончить с этим сразу и навсегда. Со мной все в порядке, — добавила она, ощутив, что теперь он тревожится о ней.

Он заморгал, со свистом выпустил из легких воздух, затем рассеянным жестом вытер кровь с медальона и протянул ей серебристый диск.

— Мне очень жаль, дитя, — прошептал он. — Я был бы рад принести добрые вести… впрочем, они немногим хуже твоих.