Книга Смех Дракона - Генри Лайон Олди

Из бокового прохода им навстречу качнулась двуногая фигура, которая не могла, не имела права быть человеком. Безволосый, сужающийся сзади череп, желтые огни глаз, мелкие и острые зубы сверкают в пасти; странные пропорции тела, скользящие движения змеи… Это он! – понял мальчик. Тот, кто в ночь ожившего кошмара прыгнул на его отца, отбив удар меча железной рукой!

Отродье Шаннуранских лабиринтов.

Вульм ударил на бегу, не останавливаясь, рассчитывая свалить противника одним ударом и проскочить мимо. Эхом прошлого лязгнул металл, мощный взмах лапы, бугрящейся чудовищными мышцами, отшвырнул воина назад. Существо стояло в проходе, загораживая дорогу. Черная лоснящаяся кожа, больше похожая на чешую, покрывала мощный, противоестественно гибкий торс; длинные лапы свисали до колен, блестя коваными наручами.

Так вот чем тварь отбивала клинки!

Вульм вскочил, превратясь в бешеный вихрь, в живую молнию – но уродливый страж был подобен скале, и воин снова оказался на полу. Падая, он двумя руками подхватил мальчика и с неправдоподобной легкостью бросил в объятия монстра. Чудовище на лету перехватило живое ядро, взмахнуло когтистой лапой; Краш, визжа, попытался ткнуть врага кинжалом…

Время застыло.

Лапа медлила опуститься на беззащитную голову. Кинжал остановился, словно застряв на полпути. Дергая ноздрями, существо принюхивалось, и мальчик делал то же самое, бледнея от острого, как нож, прозрения. Братья. Они – братья, старший и младший. Молочные братья . Приемные сыновья Черной Вдовы, стражи Шаннурана.

В отличие от а'шури – всего лишь пасынков.

Страж бережно опустил мальчика на пол – и лезвие Вульмова меча без промедления вспороло бок чудовища. Метнулся по тоннелю удаляющийся сполох фонаря; упала темнота, которая, однако, не была помехой обоим братьям.

"Это тебе за отца," – подумал Краш, не ощутив ни радости, ни удовлетворения от мести, свершившейся чужими руками. Лишь слабый отголосок сожаления гас в темной глубине души. Тварь кивнула, как если бы подслушала его мысли, опустилась на четвереньки, зажимая рану в боку, и быстро уползла прочь, вслед за скрывшимся во мраке Вульмом.

Краш тупо пошел следом.

Когда воздух в тоннеле совсем посвежел, а темнота уступила место серой мгле, он споткнулся о труп молочного брата. От трупа вела прочь редкая кровавая дорожка – похоже, Вульм тоже был ранен. Краш постоял с минуту над убитым и двинулся дальше. По дороге он, сам не зная зачем, подобрал два крупных рубина и золотую цепочку, выпавшие из торбы Вульма.

А потом подземелья Шаннурана закончились.

Огромное солнце клонилось к закату, бросая последние золотисто-алые лучи на рощи и холмы. От деревьев долетал птичий гомон. Краш заметил удаляющуюся фигурку человека в ложбине между двумя дальними холмами. Человек сильно хромал, но продолжал идти с упрямством раненого хищника. Ночь обещала быть звездной и ясной; вряд ли а'шури отважатся выбраться наружу – тем не менее, Вульм предусмотрительно спешил убраться подальше…

От горных пиков тянулись лиловые тени, делая зелень рощ темной и сумрачной. Краш медлил. Стоя на пороге миров, нижнего и верхнего, он перебирал свою память, как горсть монет.

"Бегите к лесу! Я их задержу!" – кричит отец.

"Узнаешь меня, Шебуб?!" – гремит голос мага.

"Смерть? Пусть!" – делает выбор Лона.

Трепещут ноздри молочного брата.

Они все были не правы, – думал Краш. – Все. Не правы. Прав был Вульм. Потому что они все мертвы, а Вульм уходит. Живой и с добычей. Но главное – живой. Добыча не стоит жизни. По крайней мере, своей жизни. Я тоже буду прав. Я вырасту таким, как он. А потом найду Вульма, который к тому времени состарится, и убью его.

Из ненависти? – нет.

Ненависть – удел слабых.

Просто Око Митры должно вернуться домой, во владения Матери.

Не оглядываясь, мальчик решительно направился прочь от входа в Шаннуран. Чтобы выжить, ему нужны вода, еда и крыша над головой. Сын Черной Вдовы был уверен, что найдет все это еще до рассвета.

ПРИНЦ ТВАРЕЙ

Рекой кровавой плыл корабль-дракон,

По берегам – рычащие берлоги.

Я заходил в чугунные чертоги,

Я знал объятья змеехвостых жен.

Теперь же – осеклись во тьму дороги,

И я лучом рассвета озарен.

Роберт Говард

Ночь мальчик провел в лесу, умостившись в развилке могучего дуба. Обидно было бы, чудом сбежав из подземелий Шаннурана, тут же стать добычей волков! «Главное – не упасть,» – думал он, устраиваясь поудобней. Шершавая кора, впитавшая за день тепло солнца, была на ощупь куда приятнее влажного камня темницы. Мысли путались от усталости, веки слипались, и очень скоро Краш провалился в забытье.

Во сне его завертел водоворот событий минувшего дня. Каменные кишки лабиринтов, свет фонаря в руке Вульма, колдун с зашитыми губами; оживает статуя демона, пальцы сжимают рукоять кинжала, в лицо брызжет горячая кровь а'шури… Сквозь хаос видений в сон полз вкрадчивый, настойчивый шепот: "Око Митры… верни!.. возвращайся-а-а…"

Порождение бездны, реликт давно минувших эпох – Черная Вдова не желала отпускать приемного сына.

Он проснулся среди ночи. Дернулся, едва не свалившись с дерева, судорожно вцепился в толстый сук. Сердце колотилось в груди, как бешеное. Крашу казалось, что стук его слышен на лиги вокруг. В чаще ухнул филин, в ответ издалека долетел рев неведомого хищника. Мальчик представил себе рысь, от которой не спасет ненадежное убежище. Лоб покрылся холодной испариной. Краш весь дрожал, и виной тому была не ночная прохлада.

Лес, погруженный во мрак, жил своей жизнью. Шептались деревья под ветром; звериная мелюзга шуршала внизу, торопливо перебегая от одного эфемерного укрытия к другому. Время от времени до Краша доносилось хлопанье крыльев, пронзительный крик птицы, и опять, заставляя дрожать от страха – далекий рев хищника. Рядом, обвивая ветку, заструилась чешуйчатая лента. Краш замер, не дыша. Древесные змеи ядовиты, укусят – не протянешь и двух дюжин вдохов. Змея тоже замерла, уставясь на пришельца немигающим холодным взглядом. Потом стрельнула раздвоенным язычком и тихо скользнула прочь.

Краш перевел дух.

"Мне нечего бояться! – убеждал он себя. – Я остался жив в недрах Шаннурана! Я видел тварей, от которых в страхе бежали бы лучшие бойцы! Я пил млечный сок Черной Вдовы. У меня есть кинжал, которым я убил взрослого а'шури! Что мне жалкая плешивая рысь?"

Несмотря на все доводы, дрожь не унималась. Уши ловили каждый звук, каждый шорох. В конце концов он задремал, но сон его был чуток, и Краш не раз просыпался, хватаясь за кинжал. С первыми лучами солнца, разбитый и хмурый, он, до крови ободрав колени, сполз с дерева – и побрел куда глаза глядят.