Книга Верлойн - Роман Папсуев

– Ты прав. Буду осторожен, тем более что нет у меня сейчас времени вассальную службу у короля нести, – ответил Верлойн. – Есть у меня дела поважнее. К тому же не рыцарь я, не давал клятву.

– Рыцарь не тот, кто клятву дает, а тот, кто следует по жизни путем справедливости, – сказал Стрир. – А ты не лиходей. Чистое у тебя сердце. Да будет оно всегда таким. Что ж, ступай с миром, передам я Гискару, что ждешь ты его в своем родовом замке. А более – никому не скажу. Нет нужды, чтобы в королевском замке прознали о твоем возвращении. Поспеши. Чует мое сердце, что, если и свидимся мы с тобой еще, не скоро это будет.

Верлойн обнял старика, опоясался ремнем с ножнами, накинул плащ и пошел к дверям, оглянувшись на прощание. Стрир стоял посреди комнаты, грустно улыбаясь. Он поднял руку, благословляя Верлойна в дорогу, тот улыбнулся в ответ и вышел на улицу.

Вульдан стоял у крыльца, держа Гринальда за узду и болтая с каким-то простолюдином. Судя по всему, как Верлойн передал ему поводья, так он и стоял как вкопанный возле крыльца да беседовал со знакомым.

– Обормот, – пробормотал Верлойн, подходя к нему и отбирая поводья.

– Как так? – Вульдан удивленно обернулся. – Неужто уже уезжаете? Только что в дом зашли!

Собеседник Вульдана, увидев Верлойна, тут же ретировался, внезапно вспомнив о неотложных делах.

– Полчаса прошло, бездельник, – ответил Верлойн, забираясь в седло. – А ты коня не покормил, не почистил, напиться ему не дал, стоял, лясы точил. Розгами бы тебя угостить, чтоб проворнее был. – Верлойн устроился в седле, поглядел на улицу. Потом взглянул на слугу Стрира. – Ты вот что, – сказал он Вульдану. – За стариком смотри. Стар он стал совсем. Береги его, заботься.

Вульдан широко раскрыл глаза. Грустным был голос Верлойна.

– Хорошо, милсдарь Верлойн. Позабочусь. Я просто не проснулся еще. Сейчас проснусь и забегаю. – Он говорил искренне, видно, почувствовал укор в словах Верлойна.

– Забегаешь, как же... Вот прямо сейчас сбегай на площадь, купи ему лучшего вина. – Верлойн порылся в кошеле, достал золотой, кинул слуге. – Да и сам выпей за мое здоровье. Может, и не свидимся уже.

Вульдан поймал золотой, спрятал за пояс, поклонился. Верлойн развернул коня и поехал к главным воротам.

* * *

Долго ехал Верлойн к Фолкскому лесу, ночь настигла его прямо у редколесья, за которым начинались его земли. Заночевать он решил здесь, стреножил коня, завернулся в одеяло и проспал беспробудным сном до самого рассвета.

Ранним утром умылся у маленького ручья и отправился дальше. Лес Фолкский был густым, даром что рубили тут деревья и гмиэрские дровосеки, и жители деревень, принадлежавших Верлойну. Земля хорошая, плодородная, зелень так и лезет из благодатного чернозема навстречу солнцу.

В свое время отец Верлойна строго-настрого запретил полную вырубку, хоть и советовали ему устроить здесь пашню. Любил он этот лес, на охоту часто выезжал, заботился о нем как мог, следил за тем, чтобы дичь не разбежалась в соседние леса – Зурнобор да Изумрудный. Верлойн после смерти отца велел хранить его как зеницу ока, разрешив лишь собирать сухие ветви да рубить старые засохшие деревья на опушках. И знал Верлойн, что Скардид, управляющий Фолкским замком, строго будет следить за выполнением наказа своего сеньора.

Сейчас лес сбрасывал летнюю листву, готовился к зиме. Красив он был так, что дух захватывало. Ехал Верлойн не особо спеша, но и не особо медля. Пустил коня легкой рысью, благо тропа была хорошо утоптана. Вскоре выехал он на маленькую равнину, которую и равниной-то назвать было сложно, – скорее, огромная поляна.

Прямо посреди леса она раскинулась на милю, вспаханные поля колосились пшеницей, а среди полей стояла маленькая деревенька, название у которой было чудное – Круполь. Кто придумал такое название, Верлойн не знал, но деревеньке было много лет, хоть домов в ней стояло чуть больше дюжины да крестьян имелось всего пятьдесят душ.

Однако знал Верлойн, что они всегда были его верными и трудолюбивыми слугами, регулярно поставляли в замок продукты и ни разу за всю историю фолкских земель не приходилось предкам Верлойна посылать сюда солдат за сборами. Крестьяне сами исправно доставляли продукты, в срок, без задержек. Верлойн выехал из леса, следуя тропе, которая вилась через золотые поля прямо к деревушке. На полях работали крестьяне, усердно срезая колосистую пшеницу. Хороший урожай в этом году. Радовалось сердце Верлойна, пока он ехал по тропе, направляясь в деревеньку.

Проезжая по широкой сельской улице, он увидел у одного из домов здорового бородатого мужика, который командовал несколькими крестьянами, грузившими на телегу какие-то бочки. Верлойн направил коня к крестьянам, надеясь узнать, каково им живется.

Мужик перестал покрикивать на крестьян, когда заметил Верлойна, встал, сложив руки на груди, бросил на всадника недоверчивый взгляд. С утра Верлойн покрыл голову капюшоном, потому лица его видно не было. Подозрительно он, наверное, выглядел, так как крестьяне оставили бочки в покое, осторожно положили руки на вилы, стоявшие у телеги. «Начеку мои крестьяне, – подумал Верлойн, – хорошо это, да, видимо, неспокойно в моих землях, раз чужаков встречают недобрыми взглядами и руками на вилах».

Верлойн подъехал к мужикам, остановил коня и некоторое время молча их рассматривал. У бородатого лицо было загорелое, мощные руки с широкими ладонями, труженик настоящий, видимо, в Совет старейшин входит. Верлойн оперся на переднюю луку седла.

– Приветствую вас, люди добрые, – сказал он. – Хорош ли урожай в этом году?

– Для кого хорош, для кого не очень, – буркнул бородатый, меряя юношу взглядом. – Не жалуемся пока.

– А живется вам как? Все ли спокойно?

– Спокойно живется. Пока всякие чужаки не приезжают, вопросы глупые не задают.

Верлойн выпрямился в седле. Дерзкими были слова бородатого мужика. Не тому учили предки Верлойна своих слуг.

– Резки твои слова, добрый человек, – сказал юноша. – Да, видать, есть на то причины. Потому и повторю я свой вопрос: спокойно ли вам тут живется?

Бородач нахмурился, потом тряхнул головой.

– Прав ты, чужестранец. Прости за слова дерзкие, не так мы обычно путников привечаем. Времена сейчас муторные, непонятные, бережемся мы злыдней. Хозяин наш, барон Верлойн, сгинул уже годков пять как, вот мы и настороже все время. Да ты бы спешился, угостили бы тебя пивом добрым – ячмень у нас этой осенью на славу удался. Что скажешь?

– Не могу я, добрый человек, у вас задерживаться, ехать мне надо. Хвалю я вашу предосторожность, но учтивее желаю вам быть с чужестранцами, ибо кто знает, кого судьба приведет в ваши края. Скажи-ка мне, добрый человек, каков управляющий ваш, хорош ли нравом?

– Добр он к нам, – кивнул мужик. – А вы, милсдарь, как я посмотрю, наслышаны о местах здешних, коль знаете, что над нами управляющий стоит, а?

– Да немудрено догадаться, – усмехнулся Верлойн. – Раз барон ваш в отъезде, значит, оставил он кого-то управлять своими землями. Испокон веков так заведено.