Книга Против лома нет приема - Леонид Влодавец

Наверно, если б письма «из Сибири» писались не Надькиным почерком, то тетя Тоня и дядя Миша небось так быстро не унялись и не смирились с этим делом. Может, даже наскребли бы денег и все же слетали в Сибирь, хотя точного адреса не знали. Особенно после того, как про Дашу услышали. Михаил Иваныч, Надькин отец, даже поперся к Дашиным родителям. Однако выяснилось, что им о ней по ею пору ничего не известно. Они, оказывается, знали только, что она прошлым летом приезжала в родной город, когда их дома не было, но, когда уехала и с кем, понятия не имели. Насчет того, чем она занималась в Москве, у них кое-какое представление было. Сказать, что их это сильно радовало, нельзя, но они, должно быть, начитавшись «Интердевочки», наивно полагали, что Даша в конце концов подхватит какого-нибудь импортного лоха и тот обеспечит ей за бугром счастливое будущее. С опасностью, что вместо лоха Даша подхватит СПИД или хотя бы сифилис, они, конечно, не примирились, но и поделать ничего не могли. Дочка их уже ни в грош не ставила. Более того, она много раз похвалялась, что если ей не удастся подцепить иностранца, то «запасной вариант» у нее найдется. Таковым должен был стать Таран.

Этот выбор папе и маме Даши казался хуже СПИДа. Мало того, что Таран голодранец и шпана, так у него еще и родители беспробудная пьянь. Поэтому прошлым летом, узнав от соседей, что видели во дворе Дашу в обществе Юрки, с букетом цветов — он тогда на эти цветочки у Надьки деньги занимал! — родители испытали настоящий шок. Папа-адвокат взялся вести расследование, сбегал через двор к родителям Юрки, потом съездил в Москву по последнему адресу, откуда писала Даша, провел опросы всяких друзей-знакомых. Все это не дало ему ровным счетом ни шиша. Юркины родители ничего вразумительного, как уже говорилось, не сообщили. В Москве, на съемной квартире, где до июля прошлого года жила — без всякой регистрации, кстати! — Даша, ему сказали, что, куда подевалась эта блядь, задолжавшая квартплату за три месяца, они и сами с удовольствием узнали бы. Папа оттуда вообще еле удрал, потому что хозяйка очень хотела, чтоб он вернул должок за дочку. Хорошо еще, что хозяйкин муж был сильно пьян, а потому господин адвокат сумел вырваться. Подруги-одноклассницы, которые сохранились у Даши в родном городе, ничего о ней не знали. Они даже понятия не имели, что она летом приезжала из Москвы в родной город.

Конечно, несчастный папа обратился в милицию. Там сказали, что поставят девочку в розыск, хотя и предупредили, что по нынешним временам дело это не очень надежное. Тем более при такой профессии, как у Даши. Нынче девок запросто вывозят за рубеж в тамошние бордели, продают в гаремы шейхам, а иногда, увы, просто-напросто топят в глубоких речках, замоноличивают в бетон, закатывают в асфальт и так далее. Насчет канавы с сернокислотным стоком, где в действительности упокоилась — если здесь употребим этот термин! — Даша, менты говорить не стали, поскольку не хотели тревожить прах геройски погибшего на боевом посту зам. начальника здешнего РУБОП полковника Мазаева.

В общем, то, что Михаил Иваныч Веретенников узнал про исчезновение Даши, ему оптимизма не добавило. И тетя Тоня время от времени паниковать начинала, хотя письма от Надьки и Тарана приходили регулярно. Гораздо чаще, чем от старших сестер, кстати.

Так что, когда пришло письмо, что Надька приезжает домой с сыном, а Юрка теперь будет служить поблизости и по выходным навещать семейство, Веретенниковы вздохнули с облегчением. И то, что дочка не только пискуна в подоле принесла, но и кое-какое совместно нажитое барахлишко — диван-кровать, пару стульев, даже телевизор «SONY» с 14-дюймовым экранчиком, не говоря уже о довольно приличных тряпках, на которые папа с мамой ей ни за что бы не расщедрились, — вызвало у них, выражаясь по-советски, «чувство глубокого удовлетворения». Ну, и Таран, конечно, стал выглядеть не как бывший «король» дворовой шелупони, а как вполне солидный, уважаемый человек. А насчет того, «на какие шиши», — Надькины родители теперь старались не особо интересоваться. То, что и Таран, и Надька на службе нехило получают, они знали, а за какие заслуги — это пофигу.

Врать, конечно, приходилось немало. Например, Михаил Иванович немало удивился, когда вместе с Надькой Таран привез на грузовике свою мебель и иное барахлишко: «Это во сколько же встало из Сибири довезти?» А у молодых на этот счет была домашняя заготовка: сказали, что везли военными бортами и обошлось все в два ящика водки экипажам. Птицын, конечно, заставил и Юрку, и Надьку назубок выучить описание природных условий своего вымышленного бытия, географические названия и прочее. Хотя ни отец, ни мать Надежды в тех местах отродясь не бывали и в будущем не собирались, Тараны должны все знать четко, чтоб не сбиться. И чтоб с письмами, которые писали под диктовку полковника, никаких противоречий не было. Насчет того, чем они там занимались, надо было отвечать лаконично: «Связь обеспечивали», — ибо оба прислали Надькиным родителям фотографию, где на форме просматривались эмблемки связистов. А все прочее военная тайна.

Но Тарану, который появлялся тут раз в неделю на два дня, конечно, приходилось полегче. Надьке, которая и с матерью, сидевшей без работы, целыми днями общалась, и с подругами, которых у нее полрайона было, — куда сложнее. Конечно, рассказывать, как она на кухне кашеварила, можно было вполне без опаски — тут никаких секретов не было. Но надо было все время следить, чтоб с языка не слетела ни одна реальная фамилия и уж тем более слово «мамонт» в каком бы то ни было контексте. Ну и вообще, нельзя было хоть полусловом оговориться насчет того, что ихняя «Сибирь» была в сорока верстах от города. Ну, а о том, как Юрку похищали пару раз, как он выкручивался при этом, — Надька и заикнуться не смела… Впрочем, мать больше досаждала расспросами о том, каково ей жилось там, среди мужиков, которые, как известно, завсегда липучесть проявляют. А вот насчет этого полковник Птицын никаких конкретных инструкций не давал. Поэтому тут Надежде пришлось своей головой думать.

Надо заметить, что вообще-то никто к ней особенно не лез. и в принципе все «мамонты» отпускали ей довольно корректныe комплименты, не доходившие до хватания руками. Конечно, бывали случаи, когда кто-то говорил вещи двусмысленные или, наоборот, очень даже откровенные. Но Надька уже хорошо знала, что наглость — второе счастье, и ежели ответить покрепче, то уважения будет больше. Главное опять-таки было не запутаться и не проговориться, что дело было вовсе не в «тундре», а гораздо ближе к родному городу. Потому что мать могла исключительно по женскому наитию догадаться, что согласно Надькиному описанию мужики выглядят вовсе не так, какими им следовало бы выглядеть после многомесячного пребывания вдали от цивилизации.

Так или иначе, но пока конспирацию удавалось соблюдать и особых сомнений в искренности молодой пары Веретенниковы не ощущали.

— Ладно, — сказала тетя Тоня, — пойду-ка я пройдусь немного. В магазин забегу, на рынок… Часа через два буду.

Чета Таранов переглянулась и перемигнулась. Нет, теща Юрке досталась определенно классная!

ЭХО УТРЕННЕГО ВЗРЫВА

Примерно в это же время на одной симпатичной, хотя и не слишком шикарной даче, благоухавшей кустами сирени, полковник Птицын вел очень серьезные переговоры. Прибыл он сюда не на штабном «уазике», а на своей личной темно-синей «Фелиции» и одет был не в мятую камуфляжку, а в ладно пошитый костюм светло-стального цвета и свежую рубашку.» Даже галстук надел.