Книга Королева Виктория. Охотница на демонов - А. Мурэт

Тот день наступил, когда ей было одиннадцать — когда баронесса Лезен положила лист с генеалогическим древом в одну из ее книг. Раскрыв его, она увидела, что после Георга IV и герцога Кларенса (который, конечно, станет королем Вильгельмом IV «и который, — подумалось ей теперь, — лежит сейчас в Виндзорском замке, безнадежно больной от сенной лихорадки») следующей значится она.

Она может стать королевой.

Виктории хорошо запомнился момент, когда ее внезапно охватило острое чувство долга (это следовало бы назвать ощущением значительности момента, но тогда она была еще маленькой, да и вообще, прежде всего и главным образом она воспринимала это именно как долг), а значит, и желания делать все правильно — для своей страны и для Господа Бога.

— Я буду хорошей, — сказала она баронессе Лезен, и никогда ни в какие свои слова она не вкладывала столько смысла, как тогда в эту фразу: «я постараюсь соответствовать», «я подойду для этого», «из меня получится хорошая королева»…

Однако, к ее великой досаде, это вдруг полученное новое знание ничего не изменило в монотонности ее каждодневной жизни. Еще более жесткой и невероятно скучной эту рутину делало строжайшее соблюдение персоналом пресловутой «кенсингтонской системы», горячим поборником которой был — кто же еще? — сэр Джон Конрой.

Ее правила предусматривали много ограничений: ей не дозволялось ходить по дворцу в одиночку — никогда и никуда, даже спускаться или подниматься по лестнице без сопровождающих лиц. Ночью ей надлежало спать в одной комнате с матерью, днем ее ни на минуту не оставляли без контроля и наблюдения; почти постоянно возле нее находилась герцогиня, присутствовавшая при всех разговорах — принцессе не разрешалось беседовать с кем-либо наедине, без третьих лиц.

Еще хуже, что ей не разрешалось играть с детьми ее возраста: вместо них ее окружали взрослые, и многие из них, как она теперь понимала, воспользовались правилами как предлогом для того, чтобы отдалить ее от реальной жизни. Оградить от влияний извне.

Внезапно в комнате стало чуть темнее; посмотрев в сторону камина, она заметила, что одна из пяти свечей, догорев, погасла. Может быть, позвать горничную, чтобы зажгла новую? Наверное, надо бы, но, с другой стороны, ей хватит и четырех, а если у них там проблемы с персоналом, то не стоит добавлять им лишних хлопот. «Нет, не буду», — решила она, и ее мысли вновь вернулись к Конрою.

Чем ближе становилась дата восемнадцатилетия Виктории, тем чаще он пытался заставить ее подписать документы, назначавшие его личным секретарем принцессы. Она отказывалась, снова и снова. Даже когда она болела и лежала с температурой, он попробовал воспользоваться ее состоянием — настаивал, чтобы она поставила свою подпись, однако тут вмешалась Лезен. Его выпроводили.

Позже, когда она уже стала совершеннолетней, имели место и другие попытки. Как могла мать допустить такое?

Почему?

Потому что он был «демоном во плоти». Или чем-то вроде этого, написала она в дневнике.

Вскоре после этого появилась и новая ее запись: «Сегодня мне восемнадцать! Ну и старуха, надо же! И как все-таки я пока что далека от того, чем могла бы стать».

Хм.

Возможно, сама того не желая, она помогала окружающим утверждаться во мнении, которое с таким энтузиазмом поддерживали Конрой и ее мать — что она еще не готова для трона. «Ты пока очень молода», — написала ей мать в ее же дневник, и Виктория изумилась, как такое может быть: фактически стоять и заглядывать через плечо, когда человек пишет послание самому себе — послание весьма личного свойства. Возвращаясь к этой строчке в дневнике, она сейчас не могла не признать, что Конрой сделал удачный стратегический ход.

Нет. Она еще ему покажет, подумалось ей. Мысли вновь вернулись к тому дню, когда одиннадцатилетней девочкой она вздернула подбородок и сказала баронессе Лезен: «Я буду хорошей».

Она была полна решимости тогда, как, впрочем, и теперь. Когда это произойдет, она будет готова.

Готова править.

Она перевернула страницу своего дневника: пора было кончать с детскими мыслями о своей ненависти к черепаховому супу и надушенным парикам. Так или иначе, и то, и другое будет присутствовать в ее будущем, так что лучше уж свыкнуться с ними. Пришло время рассуждать так, как подобает монарху.

Она на мгновение закрыла глаза, чтобы сформулировать первую запись на странице…

Затем пробудилась, внезапно.

Влажное…

Кровь?

Она хотела потереть рукой глаза и замерла… Что-то влажное было у нее и на руке, и на лице.

О Боже, она нечаянно порезалась?

Она встала со своего стула покачнувшись и запаниковала, чуть не крикнув инстинктивно «мама», но вовремя одернула себя. Ничего же не болит, сказала она себе. Не будь же такой глупой. К чему тогда весь толк об избавлении от детских привычек? Вероятно, это кровь пошла носом, вот и все. Наверняка ничего серьезного.

В комнате было намного темнее, чем тогда, когда она…

Конечно. Она заснула. И как долго спала? Все свечи, кроме одной, уже догорели. Бог знает, который теперь час. Она подошла к камину, взяла подсвечник с еще горевшей свечой и опустила его пониже: теперь было видно, что на руках ее была не кровь, а красные чернила, и то совсем немного.

Она засмеялась и подошла к зеркалу, придвинув свечу поближе, а убедившись, что это действительно чернила, засмеялась снова: на щеке красовалось пятно.

Комнату осветила молния, за нею последовал раскат грома. В этом внезапном свете она рассмотрела чернильный след гораздо лучше. Прямо-таки даже красивое пятно, повеселела Виктория и пошла обратно к письменному столу: ей хотелось проверить, как же это она так улеглась на чернильницу, когда заснула. Слава богу, она потрудилась в этот вечер со своими записями, что пролитых чернил было совсем немного.

Ну, а сколько же все-таки времени она спала? Виктория поднесла свечу к часам. Господи, три часа утра. Сама она была в чернилах, мать все еще спала в своем кресле, и осталась только одна свеча, а надо готовиться ко сну. Постель почему-то не разобрана… и что тут делала та новая придворная? Принцесса ненавидела расстилать кровать — да, придется позвать горничных. Хочется надеяться, что главный дворецкий и домоправитель уже разобрались, кому из персонала сейчас очередь дежурить.

Как выяснилось, нет. Ибо после того, как она позвонила в колокольчик, в дверь постучали — надо признать, очень быстро, всего через пару мгновений, — и вошла придворная дама. Опять одна. Та же самая, подумала Виктория, хотя полностью в том она не была уверена: свет в комнате был теперь совсем тусклым, а дама — вот глупая девица! — не принесла с собой свечи!

Фрейлина молча закрыла за собой дверь и немного прошла вперед, оставаясь в глубине комнаты. Ни звука, только шуршание юбок.

— Боюсь, я заснула… — начала Виктория, сразу же ощутив некоторое беспокойство. Это из-за грозы, сказала она себе. Это все из-за нее. Проснулась так внезапно. А перед этим улеглась на чернильницу.