Книга Очертя голову, в 1982-й - Борис Карлов

По окончании института Кизяк был направлен на работу в райком, а вскоре перешёл и в горком комсомола.

И вот наконец настало такое время, когда Александр должен был занять пост первого секретаря. В этот день, приуроченный к круглому юбилею комсомольской организации, в Большом концертном зале собрались видные партийные и комсомольские деятели, спортсмены и передовики труда, заслуженные работники искусств и ветераны. Программа была следующая:

1. Отчёты секретарей райкомов.

2. Отчёт и. о. Первого секретаря горкома ВЛКСМ (Ал. Кизяк).

3. Напутственное слово товарища из ЦК.

4. Праздничный концерт.

Пока тянулись отчёты, Александр сидел в президиуме. В животе у него пели трубы, а руки дрожали. От того, какое впечатление он произведёт на товарища из ЦК, зависело его назначение и дальнейшая карьера. А ещё, в первом ряду сидела красивая девушка, его невеста, вместе со своими родителями — очень, очень влиятельными людьми…

Наконец Александр услышал свою фамилию и, не чувствуя ног, под приветственные аплодисменты подошёл к микрофону.

— Товарищи! — начал он хорошо поставленным голосом, серьезно и торжественно. — Неуклонно возрастающий авторитет партии ставит перед комсомолом всё новые и новые задачи по совершенствованию знаний и навыков у нас, молодых, — строителей будущего, строителей коммунизма!

После этой хорошей фразы у Александра была запланирована небольшая пауза, после которой должен был последовать взрыв аплодисментов.

Но этого не произошло. За секунду до взрыва, в момент торжественной паузы, когда на лицах заслуженных товарищей появилась одобрительная улыбка, когда лицо невесты засветилось гордостью, а довольные родители скосили на неё глаза, в этот самый момент произошло ужасное, нелепое, невероятное и совершенно непоправимое: и. о. Первого секретаря горкома комсомола пукнул.

Громкий, неприличный звук был многократно усилен посредством чувствительных микрофонов и выдан в зал мощными динамиками.

Зал содрогнулся и застыл словно парализованный. Товарищ из ЦК, сидевший в президиуме, выронил ручку с золотым пером, она упала на сцену и разлетелась. Невеста в первом ряду потеряла сознание.

В глазах у Александра потемнело, он закрыл лицо руками и быстрыми шагами почти выбежал за кулисы, а затем через служебный выход на улицу.

Пронизанный насквозь леденящим ужасом, он не в состоянии был о чём-либо думать. По телу струился холодный пот, в висках стучало так, что голова была готова лопнуть от напряжения.

Прошло два года. Александр Сулейманович осунулся, похудел, лицо его стало одутловатым. Теперь он жил в Петрограде и работал учителем физкультуры в интернате для трудновоспитуемых.

Однажды в пивной к нему подсел приличного вида мужчина и, чуть заметно улыбаясь, проговорил:

— А ведь ты, Саша, сильно изменился.

Александр Сулейманович мутными глазами посмотрел на незнакомца.

— Не узнаёшь… А ведь мы с тобой учились в одном классе. Помнишь Ваньку Зубова?

Александр вдруг вспомнил тихого мальчика, когда-то учившегося с ним в одном классе. Ничем не примечательный в коллективе сверстников он запал в память благодаря одному случаю.

Как-то раз Саша Кизяк, желая порисоваться перед девочками, из-за пустяка влепил физически более слабому Ване звонкую затрещину. Мальчик не полез в драку, но только закрылся руками и взглянул на обидчика так, что тому стало не по себе.

К концу дня Саша забыл о случившемся и вместе с одноклассниками возвращался из школы. Когда он, оторвавшись от группы, свернул в свой переулок, Ваня Зубов нагнал его сзади и изо всех сил ударил ему между лопаток огромным, зажатым в кулаке, гвоздём. Саша закричал как сумасшедший и побежал.

Испуг заставил его скрыть правду от родителей, но с тех пор он усвоил на всю жизнь одну полезную истину: остерегайся того, кто не ответил на твой удар…

И вот он, Александр Кизяк, уже взрослый, но ещё молодой человек, небритый и нетрезвый, сидел перед этим самым Ваней Зубовым, хорошо одетым, холёным мужчиной, пахнущим одеколоном и парикмахерской.

Зубов раскрыл скрипящий кожаный бумажник, засветив пачкой крупных купюр, справился по какой-то своей памятке, поднял глаза на Александра и проговорил:

— Остальное подождёт. Пойдём отсюда.

Через четверть часа они сидели в отдельном кабинете спецресторана, Зубов держал в руках огромную раззолоченную карту и делал заказ. Официант, стилизованный под русского полового, записывал и услужливо повторял: «Да-с, так точно-с, будет в лучшем виде-с…».

Зубов налил в гранёные рюмки водку из запотевшего графина, они выпили по первой, и Зубов сказал главное:

— Должен тебе признаться, Саша, что наша сегодняшняя встреча не случайна.

Прошло много лет. Кизяк стал майором НКВД и уже третий год возглавлял отдел Рок-музыки, наркомании и гомосексуализма на Литейном-4.

День начался с короткого разговора у Ежова, потом он забрал и отвёз домой свою жену, а потом назначил встречу администратору подпольной рок-группы «Мать» Ливинштейну.

Комната номер двести тринадцать районного исполкома была специально оборудована для такого рода неофициальных встреч. В деле разрабатываемого объекта были подколоты самодельные билеты, фотографии, показания агентов и свидетелей. При умелой подтасовке всё это вместе взятое могло потянуть на статью, и Кизяк решил взять Ливинштейна на пушку: застращать и заставить дать подписку нештатного осведомителя. Сначала отвлечь и позволить расслабиться, а потом сразу, как обухом по голове…

Ливинштейн постучал в дверь ровно в девять. Это был низкорослый прилизанный юноша в очках, клетчатом костюме и щегольских лаковых ботинках. Его физиономия выражала полнейшее отчаяние.

Для начала Кизяк завёл отвлекающий разговор о рок-музыке, в которой ничего не смыслил. Материалы для подобных бесед Александр Сулейманович черпал из служебной брошюры: «Массовая культура. За кулисами шоу-бизнеса».

Ливинштейн слушал его с видимым интересом и даже изредка поддакивал или шептал, как бы про себя, с негодованием: «Что делают, что делают!..».

Затем Кизяк сделал паузу и внимательно посмотрел на собеседника. Ему вдруг показалось, что разговор уже не получился. Что именно не сошлось, он ещё не понимал, но что-то было неправильно… Пора было нанести главный удар.

Кизяк положил на стол дипломат, зловеще лязгнул замками и, глядя Ливинштейну в глаза, выложил перед ним компрометирующие материалы.

Последовала пауза.

— Сгною!!! — неожиданно заорал майор и стукнул по столу кулаком с такой силой, что треснуло покрывавшее его стекло.

Ливинштейн схватился за сердце, повалился со стула на пол и остался лежать, неуклюже раскинув руки.

Это был удар ниже пояса. Кизяк растерялся и испугался не на шутку. Смертельный исход, даже во время допроса обвиняемого, мог иметь для дознавателя очень неприятные последствия. Подобное же происшествие во время рутинной вербовки осведомителя означало конец его карьеры.