Книга Горячие и нервные - Сьюзен Андерсон

— Твой отец хотел, чтобы ты сделала аборт?

— Или это, или замужество с одним из его банкиров-инвесторов по его выбору.

Ярость на миг вспыхнула в его глазах, но тут же исчезла, и выражение лица снова стало непроницаемым.

— О’кей. Итак, мы выяснили, что ты не пыталась найти меня, когда обнаружила, что беременна, — проговорил он учтивым, но вместе с тем холодным тоном, который использовал ранее, говоря ей «мэм»; и только его глаза, остановившись на ее лице, вновь вспыхнули дьявольским пламенем, не имевшим с учтивостью ничего общего. — И ты даже не попыталась исправить ошибку, рассказав мне об Эсме, когда я появился.

— Ты это серьезно? — Глядя на него, она могла убедиться, что да. — Черт, что же я должна была сказать тебе, Рокет? Встретившись лицом к лицу с человеком, которого не видела шесть лет? — Горечь в собственном голосе испугала ее. Напомнив себе, что она взрослая и самостоятельная женщина, Виктория глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Не желая, чтобы они скатились к взаимным обвинениям, она тихо проговорила: — Я прошу меня извинить. Это было невежливо с моей стороны. Его губы дрогнули.

— Черт побери, при чем тут вежливость?

— Да, возможно, что ни при чем. — «Не каждый из нас может позволить себе выражать словами мысль, которая внезапно приходит в голову». — Но что ты на это скажешь: у меня есть маленькая дочь, и все, что я помню о тебе, — это то, что ты отличный парень, неспособный к длительным отношениям. Почему я должна верить, что ты изменился? — Твердость звучала в ее голосе, и она не собиралась смягчать тон. — Между нами говоря, меня мало занимает, каким замечательным ты можешь быть или не быть… Я буду стоять до последнего, прежде чем представлю Эсме отца, который свалился бог знает откуда и с такой же скоростью может исчезнуть из ее жизни, подобно Питеру Пэну.

Его взгляд стал еще более жестким.

— У меня для тебя новость, дорогая, я никогда не был похож на названного тобой героя. Может, я и отличался легкомыслием, когда мы встретились, но я никогда не хотел создавать проблемы. Прежде всего я был морским пехотинцем, что само по себе подразумевает ответственного человека. Да, я рос грубым, неотесанным и повзрослел гораздо раньше, чем принято считать. Но я подставлял голову под пули и месил грязь, пока ты посещала привилегированную школу для изнеженных принцесс.

— И все же чего ты хочешь, Рокет? — В какой-то момент, глядя на его хмурое лицо, она увидела в нем нечто варварское, необузданное, но все же не смогла удержаться от саркастических интонаций. — Добиться права посещения? Приезжать каждый уик-энд и на две недели летом? — Она ни за что не согласится на это, приди такая идея ему в голову.

И возможно, он не очень изменился, потому что ее вопрос поставил его в тупик. Он просто смотрел на нее, пока в его глазах не проступила паника. Тогда он заморгал, и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение, на что он был такой мастер. Но она уловила тревогу в его голосе, когда он переспросил:

— Право посещения?

— Я полагаю, что ты именно этого добиваешься? — Она даже не хотела обсуждать эту идею. Когда Виктория поняла, что беременна, в глубине души она была даже рада, что не знает, где его искать. Она не хотела заставлять парня, который смотрел на их отношения как на мимолетный роман, брать на себя какие-то обязательства. Ей хватало собственного отца, который не интересовался ни ею, ни ее жизнью, ни ее работой, и она не желала того же для собственного ребенка.

Но если Рокету и вправду есть дело до Эсме, при чем тут ее желания и хотения? Может быть, стоит подумать, что лучше для девочки? И когда эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что не имеет ни морального, ни юридического права не подпускать его к Эсме, если он захочет посвятить себя воспитанию дочери.

Он с тревогой взглянул на нее:

— Что ей известно обо мне?

— Ничего.

— Что значит «ничего»? Неужели она никогда не спрашивала, почему у других детей есть папа, а у нее нет?

— Конечно, спрашивала. Но что я должна была сказать ей? Что она появилась на свет в результате мимолетного флирта, который был у меня с морским пехотинцем, даже не поинтересовавшимся, как моя фамилия?

— То есть что же? Ты сказала ей, что я умер?

— Конечно, нет! — Пораженная до глубины души, она в ужасе смотрела на него. — Я никогда не лгу моей дочери, Мильонни. Я хотела рассказать ей все, когда она станет достаточно взрослой и сможет понять. До этого дня я хранила молчание.

— Как это? — недоверчиво спросил он.

— Ну, рассказывала, что ее папа не может быть с ней. Просто Бог захотел, чтобы у меня была маленькая девочка, поэтому послал мне ее. Я сказала ей, что я люблю ее так сильно, что этой любви хватит на двоих. И что ей не нужен па… — Она оборвала себя, понимая, что сказала лишнее.

Но было слишком поздно. Рокет сердито сощурился:

— Не нужен кто, Виктория? Отец? Тебе, может быть, и нет, но я уверен, что маленькой девочке он необходим.

— Поэтому я снова спрашиваю тебя: чего ты хочешь?

Проведя рукой по волосам, он раздраженно взглянул на нее.

— Не знаю.

— Что ж, подумай. Я отдала бы целый мир за любящего и внимательного отца. Вместо этого я всю жизнь страдала от недостатка родительского внимания и любви. Если моя дочь не может иметь любящего отца, я бы предпочла, чтобы его вообще не было. И чтобы она никогда не узнала горечь потери. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я изо всех сил стараюсь понять и тебя, Рокет, но пока ты не взвесишь все как следует и не будешь готов взять на себя обязательства перед Эсме, не смей даже думать о том, чтобы открыть ей правду.

— Хорошо.

Он продолжал пристально смотреть на нее, и Виктория чувствовала, что ничего хорошего дальше не будет. Она успокоилась, только когда он отвел глаза и взялся за свой ноутбук. Но прежде чем она успела вздохнуть с облегчением, он снова повернулся и пронзил ее взглядом.

— Приготовь комнату, — сказал он, и хотя он проговорил это приглушенным голосом, его требовательный тон не оставлял сомнений. — Я перееду сюда.

— Что, прости?

— Факт моего отцовства для тебя не новость, Тори, а я, как ты понимаешь, знаю это всего лишь десять минут. Должен признаться, что пока затрудняюсь определить, что я чувствую, обретя новый статус. Но я уверен, что пока буду ьыяснять это, у меня есть право поближе познакомиться со своей дочерью.

— Да, разумеется. — Казалось, ее сердце готово было пробить грудную клетку. — Можешь снять номер в отеле и хоть каждый день приходить, чтобы взглянуть на нее.

— И предоставить тебе возможность упрятать ее куда-нибудь подальше? Нет, так не пойдет, дорогая.

— Но я не собираюсь делать ничего подобного! — Она смотрела на него, потрясенная тем, что он мог так подумать о ней.

— Ты забыла, детка, что однажды уже сделала нечто подобное, оставив меня одного…