Книга Английский пациент - Майкл Ондатже

Мужчина с фамилией Караваджо[12] распахивает настежь все окнав комнате, прислушиваясь к ночным шорохам.

Он раздевается, осторожно растирает забинтованными ладонямишею и некоторое время неподвижно лежит на незастеленной кровати. Шепчутсядеревья в саду. Блики луны прыгают на листьях астр, ныряя в них серебрянымирыбками и появляясь снова.

Лунный свет окутывает его, словно вторая кожа, словно снопводы. Через час он уже на крыше виллы. Здесь, наверху, он видит разрушенныебомбежками скаты крыши, а внизу – развороченные огороды и сады, окружающиевиллу. Он все еще в Италии.

* * *

Утром, у фонтана, они пытаются поговорить.

– Вот ты и в Италии, значит, можешь больше узнать оВерди[13].

– Что? – она поднимает голову от белья, которое стираетв фонтане. Он напоминает ей:

– Когда-то ты говорила мне, что влюблена в него.

Хана в смущении опускает голову. Караваджо ходит вокруг,рассматривая дом при дневном свете, глядя из лоджии вниз, на сад.

– Да, когда-то ты все время повторяла это. Ты доводиланас до бешенства все новой и новой информацией о Джузеппе. Какой мужчина!Лучший из лучших! В нем нет изъянов! И нам ничего не оставалось, как толькосоглашаться с гобой, самоуверенной шестнадцатилетней девочкой, не терпящейвозражений.

– Той девочки давно уже нет. – Она вешает выстираннуюпростыню на край фонтана.

– Ты всегда добивалась, чего хотела.

Она идет по тропинке из булыжников, меж которыми пробиваетсятрава. Он видит ее ноги, обтянутые черными чулками, ее тонкое коричневоеплатье. Перегнувшись через балюстраду, она говорит:

– Наверное, я должна признать, хотя бы где-то в глубинедуши, что я приехала сюда именно из-за Верди, но вряд ли осознавала это. Аможет, потому, что ты уехал на войну, а потом и отец… Посмотри на ястребов. Ониприлетают сюда каждое утро. Все остальное разрушено и разбито. Водопроводразрушен, и воду можно взять только в этом фонтане. Союзники разобраливодопровод, когда уходили. Они думали, что тогда я соглашусь уехать.

– Тебе следовало уехать. Ведь этот район еще неразминирован, кругом полно неразорвавшихся снарядов.

Она подходит к нему и прикладывает палец к его губам.

– Караваджо, я очень рада видеть тебя. Как никого другого.Только не говори мне, будто ты приехал сюда специально, чтобы уговорить меняуехать.

– Да лично мне наплевать на эти чертовы бомбы! Я бы судовольствием посидел где-нибудь в маленьком баре, выпил бы пива и закусилсыром, только я не хочу думать, что в один прекрасный момент это все можетвзлететь на воздух! Я бы не отказался послушать Фрэнка Синатру. Кстати, было бынеплохо раздобыть что-нибудь в плане музыки, – говорит он. – Это будет полезнои твоему пациенту.

– Ему все равно. Он все еще в Африке.

Он наблюдает за ней, ожидая, что она скажет еще что-нибудьоб английском пациенте, но ей нечего добавить. Он бормочет:

– Некоторые англичане любят Африку. Одно полушариемозга у них точно отображает пустыню. И они не чувствуют себя там чужими.

Он видит, как она слегка качнула головой, мысленносоглашаясь с ним. Она коротко подстригла волосы, и ее лицо стало обычным, в немне осталось и следа от скрытой тайны, которую придавали ей длинные пряди. Чтобы ни случилось, она казалась спокойной в этом маленьком, созданном ею мире:журчащий вдали фонтан, ястребы, разрушенный сад на вилле.

Он думает, что, возможно, она и права. Каждый по-своемустарается забыть ужасы войны. Она выбрала свой путь: посвятить себя заботам обобгоревшем пациенте, стирать простыни в фонтане, читать книги в комнате,укрываясь в беседке из нарисованных на стенах листьев. Как будто все, чтоостается, – это капсула из прошлого, которое было задолго до Верди, когдаМедичи, хозяева виллы, при свете свечи обсуждали проект балюстрады или окна в присутствииприглашенного ими архитектора – самого лучшего архитектора в пятнадцатомстолетии – и желали, чтобы он создал что-нибудь особенное для обрамления стольвеликолепного вида.

– Если ты останешься, – говорит она, – нам понадобитсябольше продуктов Я посадила немного овощей, у нас есть мешок фасоли, но намнужны куры. – Она лукаво смотрит на Караваджо, зная его занятие в прошлом, ноне называя это вслух.

– Я тоже уже не тот, у меня не хватит смелости, –говорит он.

– Тогда я пойду с тобой, – предлагает Хана. – Вдвоембудет не страшно. Ты научишь меня воровать, покажешь, что и как надо делать.

– Ты не понимаешь. У меня не хватит смелости в смысле…уверенности в себе и успехе.

– Почему?

– Меня схватили немцы. Они пытали меня и чуть неотрубили мои проклятые руки.

* * *

Иногда по ночам, когда английский пациент засыпает, либопочитав книгу за столиком около двери его комнаты, она отправляется на поискиКараваджо. Она знает, где можно его найти: или в саду, где он лежит на каменномкраю фонтана и глядит на звезды в небе, или на нижней террасе. Сейчас, в началелета, когда установилась теплая погода, ему трудно оставаться в доме по ночам.Большую часть времени он проводит на крыше у разрушенной трубы, но тихосползает вниз, когда видит, что Хана проходит по террасе и ищет его. Онанаходит его у обезглавленной статуи графа, где на месте шеи любит погретьсяодин из местных котов, важно восседая и мурлыча при появлении людей. Еепреследует чувство, что это не он, а она нашла мужчину, который любит темноту изнает все ночные звуки, а когда напьется, утверждает, что вырос в семье сов.

Они стоят на утесе, вдалеке светится огнями Флоренция.Иногда он кажется ей неистовым, иногда – слишком спокойным. Днем она замечает,как неуклюже он двигается, его негнущиеся, непослушные руки с забинтованнымикистями, как он поворачивается к ней всем телом, вместо того чтобы повернутьтолько шею, когда она показывает ему что-нибудь высоко в горах.

– Мой пациент верит в целительные свойства истолченнойв порошок кости павлина. Он смотрит в небо.

– Я тоже знаю об этом. – Ты что, был шпионом?

– Не совсем.

Он смотрит на окно в комнате английского пациента. Там ещегорит свеча. Разговаривая с Ханой, он чувствует себя свободнее ночью.

– Иногда нас посылали воровать. Им крупно повезло, чтоони заполучили меня – итальянца, да к тому же еще и вора. Они не могли поверитьв свою удачу и использовали меня на полную катушку. Нас было четверо илипятеро. Некоторое время у меня все шло хорошо. Я доставал для них бумаги иценные сведения. Но однажды, совершенно случайно, я попал в объективфотоаппарата. Представляешь?