Книга Неотразимое чудовище - Светлана Алешина

— Ерунда, — фыркнул Лариков. — Насколько мне известно, театральную братию удивить чем-то трудно. Они к пороку привыкшие…

— В любом правиле бывают исключения, — парировала я. — Не то чтобы я заступаюсь за Донатовского — я его совсем не знаю, просто объясняю тебе, почему мне вся эта ситуация кажется ненормальной и подозрительной…

— Наше дело маленькое, — ответил босс. — Помочь клиенту и порадоваться, что дело, в общем-то, не особенно связано с риском. К тому же, судя по ее виду, она вряд ли располагает большими средствами, и вся наша работа — занятие на день, не больше. Зато будут деньги.

— Ты циник, — возмутилась я. — А если наша очаровательная Рита — чудовище?

— О господи! — возвел глаза к небесам Ларчик. — Сашка, ты, ей-богу, потрясаешь своей склонностью все драматизировать-романтизировать! Давай-ка успокоимся и вспомним старенькую пословицу — утро вечера мудренее! В конце концов, начнем работать, и все немного прояснится!

— Я хочу сразу попросить тебя об одной вещи, — сказала я. — Если я, предположим, обнаружу, что Рита ведет грязную игру, то верну ей деньги и не стану в этом участвовать.

— Александра!

— Ларчик! Я не могу идти против своих убеждений!

— Тогда ты никогда не сможешь вырасти в приличного детектива, — развел он руками. — Я сто раз говорил тебе, что большинство сыщиков — беспринципны…

— Я просто останусь в меньшинстве, — улыбнулась я ему. — Тем более что ты-то тоже пребываешь в том же самом меньшинстве!

Он рассмеялся.

— У тебя это получилось немного двусмысленно…

— Каждый судит по себе, — парировала я.

— Не хами начальству.

— Знаешь, ничего не могу с собой иногда поделать! — вздохнула я. — Огорчает такая черта моего характера несказанно, но… Увы! Нахамить начальству так приятно…

— Так как поступим с нашими барышнями?

— Андрей, я могу взять их на себя. Но ты же сам меня не выпускаешь на улицу в связи с осадным положением!

— Можно работать вдвоем, — предложил он.

— А не много ли чести одной красавице с фиалковыми глазами? — хмыкнула я. — Как бы у нее не началась мания величия… Проблема выеденного яйца не стоит. И насколько мне известно, вы сейчас с Ванцовым заняты более важными делами…

— Ладно, придумаем что-нибудь, — сказал он. — В конце концов, Ванцов сам может управиться…

— Кстати, как там дела?

— Глухо, — развел он руками. — Столько народу подняли на ноги, а паренек наш будто в тумане тает. Девицы пропадают, потом находятся — лучше бы и не находились! Тот фоторобот, который чудом удалось составить по показаниям одной, — нет, Сашка, ты только подумай! Всего одной свидетельницы! Да и той не знаешь, как верить, потому что это пьяная бомжовка! Кошмар, честное слово! Так что пока не случится чуда и мы все-таки общими усилиями эту сволочь не обнаружим, тебе придется терпеть мое постоянное присутствие!

Я вздохнула. Меня это, в общем-то, не очень беспокоило, его присутствие, если честно. Спокойнее было — вот только я чувствовала себя маленькой и беззащитной, и меня это немножко раздражало.

Хотя, если вы думаете, что я совершенно не боюсь маньяков, вы ошибаетесь!

Еще как боюсь…

* * *

Вечера, которые удается провести дома так, чтобы не заявиться в одиннадцать ночи, еле стоя на ногах от усталости и с единственным желанием — доползти до кровати и рухнуть, у меня бывают редко. Может, поэтому и воспринимаются как праздники. Можно с шести до одиннадцати предаваться своим делам: читать, смотреть фильмы или просто блаженно валяться на кровати, изучая потолок и ни о чем не думая!

Мамы дома не было. Я сварила кофе, даже радуясь, что никто не будет считать, какую чашку по счету я выпиваю.

Потом включила магнитофон. Пенс подарил мне «Ночи Блэкмора». Совершенно потрясающая музыка — баллады четырнадцатого века, с акустической гитарой и хрупким женским вокалом.

Я закрыла глаза и предавалась любимому занятию — то бишь «мечтаниям бесплодным».

Уж не знаю, какой кретин придумал, что мечты — занятие для бездельников. Ну, конечно, вот сейчас займусь общественно полезным трудом на радость обществу, которому, может быть, просто не хватает фантазии?

Или всех все в жизни устраивает?

Меня вот не устраивает то, что я родилась не в своем веке. Мой век — четырнадцатый. И уж раз так получилось, что я оказалась в двадцать первом, могу я хотя бы помечтать о «своем времени»?

В общем, я представляла себя рыжеволосой ирландочкой, ожидающей рыцаря (нетрудно догадаться, кто был моим рыцарем, но для недогадливых поясню, что это был Пенс). Только в данный момент Пенс рыскал по свету в поисках Грааля, а я, бедняжка, томилась в одиночестве.

Томилась я красиво, как и подобает прекрасной и юной ирландке, предварительно перевоплотив в воображении моего попугая в диковинную колибри. Попугай с этим соглашаться не собирался и громко орал, иногда перекрывая музыку.

Но в самый прекрасный момент, когда вот-вот мой рыцарь должен был явиться на пороге, в дверь позвонили.

Мама без ключей не ходила, поэтому это мог быть только мой «рыцарь» в современном своем обличье.

Открыв дверь, я со вздохом поняла, как ошиблась.

Эльвира влетела, как ветер.

— Сашка, детка, я вернулась! В этих Эмиратах такая буза… Конечно, поэтому я и не польстилась на шейхов и магнатов… Они попросту свели бы меня с ума. Представь себе, все жирнющие, а губы, как силиконовые! Просто ужас, а не мужики… Ой, кофе!

— Сначала сними шапку, а потом получишь кофе, — сказала я.

— Вот уж и нетушки, — хитро улыбнулась моя подруга. — Под шапочкой у нас «сюрпрайз», я хочу сполна насладиться эффектом!

Она тут же переключилась на Пафнутия, бросившись к нему.

— Пафничка красивый! Эльвира так скучала по Пафни! — сюсюкала она со сразу подобревшим попугаем. Теперь он перестал орать и внимательно слушал комплименты, удовлетворенно наклонив головку.

Потом она, слава богу, успокоилась. И, окинув меня торжественным взором, сказала:

— Ну, вот, Данич! Смотри и падай со стула в немом восхищении!

С этими словами она стянула с себя шапку. И я в самом деле застыла с открытым ртом.

Вместо ее смоляных кудрей… О ноу!

Теперь по спине Эльвиры струился водопад рыжих кудрей!

* * *

Вот теперь я поняла, что испытывали Лариков с Ванцовым!

Впору было немедленно перекрашивать эту глупышку назад, в черный цвет…

Или начать ходить уж всем вместе, как на демонстрации.

— О боже, — выдохнула я. — Зачем ты это сделала?