Книга Парикмахер - Христиан Шюнеманн

- Вы уроженец Мюнхена?

Я сел спиной к террасе.

- Нет, я из Цюриха.

- Интересно. Как-то незаметно. Я имею в виду ваш выговор. Совсем не чувствуется диалекта. - Комиссарша повесила на спинку кресла свою пухлую сумочку на длинном ремне. - Вы и там работали парикмахером?

- Я уехал из Швейцарии двадцать с лишним лет назад. Если быть точнее, то за год до окончания школы. А со своим «диалектом» я специально боролся. Мои родители хотели, чтобы я встал во главе фабрики одежды, которой после смерти отца управляет моя мать. Вечерние платья, эксклюзивные фасоны, все очень дорогое. Но мне хотелось непременно стать парикмахером. С самого детства. Но какое отношение это имеет к Александре Каспари?

- Рассказывайте дальше.

- Я поехал в Лондон, на учебу к Видалу Сэссону, уперся рогом и отказался уходить до тех пор, пока мне не дадут возможность доказать, что у меня есть талант. Через час меня приняли на работу. Это было счастье.

- Видал Сэссон? Слышала о таком. Когда же вы приехали в Мюнхен?

- Почти десять лет я разъезжал по Европе от фирмы «Сэссон», в качестве шеф-стилиста - показывал парикмахерам нашу технику стрижки. В Лондоне у меня была лишь одна комната, так называемый «бедситтер», когда вместе спальня и гостиная. Знаете такие? Затем обосновался в Мюнхене. Восемь лет назад. Тут живет моя сестра с мужем и детьми. Вам в самом деле это интересно?

- Я любопытна, этого требует моя профессия.

- Мне тоже всегда любопытно узнавать что-то новое о своих клиентах.

- А кто учится на ваших семинарах? Парикмахеры из Мюнхена?

- В основном из Гамбурга и Берлина, из Мюнхена чуть меньше.

- Но ваши клиенты - в основном жители Мюнхена?

- Да, многие. Но некоторые приезжают и из других мест. Самый дальний клиент, кажется, из Москвы.

- Фрау Зимм, то есть Беа, сказала, что ваш салон посещают многие журналисты.

- И они тоже. Александра Каспари была лишь одной из них.

Анетта Глазер наклонилась и положила перед собой блокнот.

- Вы давно ее знали? С какого времени?

Я подумал.

- С тех пор как она стала вести раздел косметики в своем журнале. То есть лет шесть.

- Вы хорошо ее знали?

- Трудно сказать. Впрочем, довольно хорошо.

- Вы были друзьями?

- Это слишком сильно сказано. В первую очередь я ее парикмахер. Верней, был им. Ее смерть до сих пор не укладывается у меня в голове.

- Она вам доверяла? Делилась с вами своими секретами?

- Она знала, что я умею их хранить.

- В самом деле?

- Если бы не умел, у меня тут очень скоро не осталось бы ни одного клиента.

Анетта Глазер кивнула.

- Фрау Каспари была у вас в среду вечером?

- Откуда вы знаете?

- Видела запись в вашей тетради.

- Все произошло очень быстро. Она позвонила, и я записал ее на тот же вечер, на восемнадцать часов.

Дверь открылась. Вошел Деннис, что-то пробормотал и поставил на стол поднос. На подносе был чайник с травяным чаем, графин воды и вазочка с кубиками льда и ломтиками лимона.

- Это означает, что вы оказались одним из последних, если не последним, кто видел фрау Каспари живой, - сказала комиссарша.

До сих пор это вообще не приходило мне в голову. Значит, теперь я превратился в особенно важного свидетеля? Или сам попал под подозрение? Может, это уже допрос? И мне требуется адвокат? А как же место преступления?

- Вам не бросилось в глаза что-либо странное в Александре Каспари? - спросила комиссарша.

- Она была усталая и дерганая. У нее довольно большие проблемы на работе и в личной жизни.

- Может, она как-то намекала, что ей угрожают?

- Нет, наоборот. Она собиралась ехать в отпуск. Кай должен был отправиться на это время к отцу в Берлин.

- С кем она собиралась ехать?

- Понятия не имею. С кем-то новым. - Я налил в оба стакана чаю до половины и подвинул комиссарше лед и лимон. - Хотите?

- Благодарю, с удовольствием. У фрау Каспари было много знакомых мужчин?

- Она рассказывала мне явно не обо всех. Но вы скажите, пожалуйста, как умерла Александра.

- Ей проломили череп. Острым предметом.

Я попытался представить, как кто-то бьет Александру острым предметом по голове. По той самой голове, которую я незадолго до этого массировал и причесывал. Что за ненависть и сила стояли за тем ударом?

- Господин Принц, я ценю ваш такт, но все-таки что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?

- У нее сын, Кай. Он был ей очень дорог. Во время нашего последнего разговора… - Дальше я не мог говорить. Внезапно мне стало плохо. Пришлось встать и выйти на свежий воздух. На террасе я прислонился к стене и глубоко вздохнул несколько раз. Александра. Надеюсь, ей не пришлось страдать.

- Господин Принц?

Я не обращал внимания на комиссаршу.

- Вам плохо?

- Нет, ничего. - Я снова вернулся в кабинет, сел за стол и уронил голову на руки.

- Повторяю вопрос. Что вы знаете про личную жизнь Александры Каспари?

- У нее были сложные отношения с мужем, отцом Кая. По сути, даже очень напряженные. Они совершенно не находили общего языка. Александра называла его еще и плохим отцом.

- Почему?

- С одной стороны, она считала его слишком строгим, с другой, ненадежным. Кроме того, жаловалась на его скупость. Якобы он оплачивал всегда лишь самое необходимое. Вы уже с ним беседовали?

- Пока нет. Он приедет из Берлина лишь сегодня или завтра утром.

- А с Каем?

- Да.

- Вы заметили, что мальчик ходит на протезе?

Анетта Глазер искренне удивилась.

- Александра заботилась о том, чтобы у Кая всегда были лучшие из существующих протезов. Очень дорогие. Холгер, отец мальчика, кажется, никогда не участвовал в этих затратах.

- Тем не менее мальчик должен был жить во время каникул у отца.

- Перед этим Александра собиралась с Каем в Цюрих - ему опять потребовался новый протез, прежний уже становится мал.

Анетта Глазер слегка задумалась.

- Не рассказывала ли вам Александра Каспари про какие-либо конфликты или ссоры? Имелся ли у нее повод для ссор?

- Нет, я ничего не знаю об этом.

- Для меня важна любая информация.

- Кажется, ей стало трудно общаться с Каем. У мальчика переломный возраст. Александра пожаловалась мне, что ему постоянно требуются деньги, он грубит и все такое. Она даже подозревала, что он балуется кокаином. Но не видела в этом особой трагедии.