Книга Пуговица - Ирэн Роздобудько

Некоторые предлагали обсудить этот вопрос «за рюмкой кофе» где-нибудь в уютном валютном баре — особом месте, доступном лишь избранным. И вот, наконец, когда все вроде бы получилось, ее вызвал завкафедрой и, блуждая взглядом по обоям собственного кабинета, объяснил, что там, «наверху», вдруг выяснилось, что у нее ребенок от неблагонадежного лица, отбывающего срок за антигосударственные высказывания.

— Деточка, — сказал он, — вам следовало бы сразу сообщить об этом. А так получилось, что вы намеренно скрыли этот факт. Теперь уж ничего не поделаешь. Вот если бы ребенка не было… Вы же не регистрировали свой брак?

Это была правда. Когда дома узнали, что Лиза общается с сомнительными личностями и ее уже вызывали для беседы «в органы», мама сказала: «Добегалась!» А когда выяснилось, что дочь еще и беременна, добавила сурово: «Догулялась…» Что-то объяснять не было смысла. Для этого нужно было слишком много слов и усилий, а она предпочитала молчание.

После выпускных экзаменов в институте ее любимая преподавательница, заметив кругленький животик, сказала, когда они остались наедине:

— Тебе будет трудно. Но даже не из-за ребенка. То, что ты решила его оставить, — хорошо. Запомни: ты очень талантлива. И должна выстоять — переждать, перетерпеть. Оставайся пока что в аспирантуре, а там будет видно. Времена меняются. Занимайся ребенком, устраивай быт — это тоже очень важно. И — жди. Возможно, уже не долго осталось…

Сейчас маленькой Лике два года. Времени прошло не так уж много. А терпение лопнуло. Это стало абсолютно ясно после отказа в поездке. Не говоря уже об уничтожении «Безумия» и еще нескольких работ, которые видели только однокурсники. И она, прежде всего, занималась Ликой.

Она всегда знала, что у нее будет девочка именно с таким именем!

Когда-то очень давно Лиза с бабушкой отдыхали в пансионате на берегу Азовского моря. Ей было тогда, кажется, одиннадцать, а вокруг — ни одной ровесницы. Тогда она познакомилась на пляже с четырехлетней девчушкой. Вернее, малышка сама подошла к ней. Вначале Лиза недовольно отмахивалась от ее настойчивых вопросов, а потом ей стало интересно. А со временем и вовсе произошло чудо: эта кроха оказалась умницей и к тому же большой фантазеркой. Девочку звали Лика.

— Анжелика? — добивалась Лиза. — Ангелина?

— Нет, Лика! — настаивала малышка.

О чем они говорили, вспомнить трудно, но у Лизы осталось впечатление, будто она повстречала маленького ангела, умеющего говорить просто о сложном. Лиза, забавляясь, задавала ей самые каверзные вопросы, о которых задумывалась сама, — «Есть ли Бог?», «Как на земле появился первый человек?» и даже об устройстве Вселенной, — и девочка выдавала такие «шедевры», что их стоило бы записывать. Не записала. А теперь забыла окончательно. Осталось имя — Лика.

Лика — девочка, дитя такой краткой и жгучей любви, ее надежный якорь, удерживающий у берега. Она появилась на свет под мелодию Моцарта, лившуюся из больничного репродуктора — так же легко, как и эта мелодия несколько столетий назад. И Лизе казалось, что на ней не застиранная больничная сорочка с огромной прорехой на животе, а венецианские кружева. Несколько дней, проведенных в роддоме, были самыми счастливыми в ее жизни. Ощущению счастья не мешало ничто — ни тараканы, снующие по стенам, ни лопнувший в глазу сосуд, ни болтовня трех соседок по палате, которые без устали ругали собственных мужей. Она хотела, чтобы ее девочка была похожа на Лику из детства. Когда медсестра внесла младенцев — по двое на каждой руке — Лиза сразу же узнала своего: из-под казенного чепчика выбивались каштановые кудряшки…

— Ух, какая ядреная девка получилась! — сказала медсестра. — И спокойная какая! Видно, будет профессоршей…

Теперь вся ее жизнь посвящена Лике и… ожиданию. И в ней нет места никому другому! Тем более — какому-то студенту!

В последнее время она стала замечать, что ее совершенно не интересует все внешнее. Она, словно губка, вбирала в себя все соки окружающего мира, и этот мир — в лучшей, модифицированной форме — совершенный и справедливый, существовал внутри нее. Все, что происходило извне, включая немногочисленные романы, Лиза воспринимала, как каплю йода в стакане с чистой водой. Мир, который она выстраивала внутри («Будь терпелива! Времена меняются…»), не был воздушным. Он ждал своего часа…

2

…Проблемы начались с первого же дня занятий. Она вошла в аудиторию и сразу же наткнулась на глаза. Его глаза. Студент сидел в первом ряду и не сводил с нее внимательного взгляда. Это было невыносимо. Тем более что ей впервые пришлось предстать перед студентами в новом качестве — куратора курса. Вначале ей показалось, что эти глаза смотрят довольно нагло и двусмысленно. Но с каждой минутой это впечатление улетучивалось. Как человек, умеющий различать малейшие оттенки чувств, Лиза ощутила, что в них нет агрессии или вульгарного намека на августовское приключение. Взгляд студента словно обволакивал защитной аурой, оберегал ее. И она успокоилась.

В конце пары, на которой она дала первокурсникам расписание, пояснила правила внутреннего распорядка, он подошел к ней в числе других — в основном девчонок — и, выждав, пока затихнет их восторженный щебет и они разойдутся, сказал:

— Я бы хотел пригласить вас… тебя… к себе в гости. Это возможно?

Она строго нахмурила брови:

— Нет. Надеюсь, вам это понятно? Или будут проблемы?

Он почти что покрылся изморозью, как от дыхания ледяного океана, на лбу выступили бисеринки пота.

— И прошу вас, — добавила Лиза, — называйте меня, как все — по имени-отчеству. Иначе… Иначе мне придется завтра же уволиться. Договорились?

Он кивнул.

— Хорошо. Я буду ждать. Сколько будет нужно…

— Напрасно! — Она захлопнула журнал и быстро пошла к двери, на пороге оглянулась. — Не бери дурного в голову, мальчик! У тебя все еще впереди.

Вот, в общем-то, и все. Лиза посидела на кафедре до двух, потом отправилась домой.

Шла по городу, словно в тумане, с трудом продираясь сквозь ватную пелену, наплывающую на нее большими мутными клубами. Можно было зайти в Дом кино, выпить кофе, встретиться со знакомыми, засесть в их обществе до семи (в семь мама приводила домой Лику), но тогда голова будет забита несметным количеством чужих забот и проблем, вечер будет испорчен. Но что делать до семи?

Лиза почувствовала себя одинокой лодкой, бессмысленно бьющейся о чужой берег. Жажда жизни шевелилась в ней, как… как камни в почках. Если бы их можно было растворить, перемолоть в себе. Тогда бы все ее существо наполнилось веселыми воздушными шариками, и она бы взлетела вместе с ними туда, где… «Где — что?» — подумала Лиза. Где царит радость, искренняя радость от того, что живешь, наслаждаешься воздухом, вином, запахом леса… «Так и будет!» — сказала себе Лиза. Но не сейчас, не теперь. Таинственный лес — свежий и веселый, с прозрачными родниками и мелкими дикими черешенками — еще примет ее в свои объятия. Нужно только подождать. Она вдруг задохнулась от воспоминания о запахе сена там, на чердаке, в сарае-курятнике. Мальчик-студент обещал ждать. Ждать — чего? Какая разница! Она ведь ждет. Пусть и он подождет.