Книга Идущие - Бентли Литтл

Он признал эту руку.

И вид ее по каким-то причинам вызвал слезы, которых не было раньше. Глядя на нее, со вздувшимися венами, испещренную старческими желтыми пятнами, на костистые, четко очерченные костяшки пальцев, он мог вызвать в памяти те образы, которые никак не связывались с безжизненным лицом, с неподвижным, укрытым простыней телом. Он видел ту руку, которая помогала ему выкарабкиваться по железной лестнице бассейна ИМКА, которая шлепала его, когда он пальнул из воздушного ружья в зад собаки Вертера, которая показывала, как вязать узлы для получения очередного бойскаутского значка, учила вести баскетбольный мяч.

От этого на глаза накатились слезы. Это вызвало тот эмоциональный всплеск, к которому он готовился.

Он прикоснулся к отцовской руке. Погладил ее. Взял в свою руку.

И когда через пять минут пришел врач, он все еще не мог унять слезы.

Тогда

Дрожащая девушка сидела в темноте, мерцающее оранжевое пламя горящего камина лишь частично высвечивало ее испуганное лицо. Руки она держала крепко сжатыми на коленях, лишь нервно шевелились тонкие пальцы.

– Тебе совершенно нечего бояться, – дружелюбно произнес Уильям, улыбнувшись девушке и стараясь ее успокоить, но от этих слов она, похоже, пришла в еще большее возбуждение. – Больно не будет. Это очень простая процедура.

Девушка продолжала сплетать и расплетать пальцы рук, лежащих на коленях. В каких-то иных обстоятельствах она наверняка выглядела бы вполне симпатичной. Но сейчас на ее лице были лишь тревога и страх. Она судорожно вздохнула – вздох был слышен даже за потрескиванием бревен в камине.

– Вам... – Она нервно закашлялась. – Вам обязательно меня видеть?

– Нет, если ты этого не хочешь, – покачал головой Уильям. – Но должен в таком случае предупредить, как это будет. Я могу сделать все сам, но если ты не хочешь, чтобы я тебя видел, тебе придется самой избавиться от этого. – Он некоторое время помолчал, дожидаясь, пока она осмыслит сказанное. – Это может тебя, наверное, смущать, но гораздо легче, если я сделаю это сам. Обещаю, я не буду смотреть на тебя как мужчина. Если тебе от этого будет легче – могу сказать, что мне пришлось перевидать немало молодых женщин в подобной ситуации.

– Кого? – спросила девушка. Страх временно уступил место обыкновенному любопытству.

– Этого я не могу тебе сказать, – покачал головой Уильям.

Некоторое время она молчала, потом впервые за все время посмотрела ему в глаза.

– Значит, и обо мне никому не скажете?

– Даже под страхом смерти.

Он встал, подошел к окну и отодвинул занавеску. На пустынном пространстве лишь колыхались высокие травы, сгибаемые к земле холодным зимним ветром, дующим по равнине. Далеко у горизонта, как желтые звездочки, мерцали газовые фонари небольшого города. Отпустив занавеску, он пересек комнату и подошел к ряду полок, прибитых над кроватью. Взяв спичку, он чикнул ею по бревенчатой стене и зажег свечу.

Его мучило дурное предчувствие. Как он говорил девушке, он совершал эту операцию неоднократно, но нынче все было иначе. Он это чувствовал. В прошлом его не раз изгоняли из городов, избивали, хлестали кнутами. Но тут грозило не это. Предвидение его не обманывало. Тут намечалось нечто иное.

И это его пугало.

Девушку звали Джейн и она, как все ей подобные, была влюблена. Она отдалась своему любимому мальчику, при том, что отец хотел обручить ее с другим, и благодаря этому единственному случаю оказалась беременной. Этого еще не было заметно, но месячные уже не наступали два раза, и, несмотря на всю свою невинность, она сообразила, что это значит.

Как многие в подобной ситуации, она уже была готова покончить с собой, когда подружка приятельницы рассказала Джейн о нем, а на следующий день Уильям получил записку, нацарапанную торопливым почерком, жутко неграмотное послание, умоляющее его положить конец этому ее состоянию.

Как всегда, он согласился.

Именно это и привело ее в вечернем мраке к нему в хижину.

Он знал, что то, что он намерен сделать, является незаконным. И в прошлом он подвергался избиениям и гонениям не только за выполнение этого действия, сколько за то, каким образом он совершал его.

За применение магии.

Он оглядел свое маленькое жилище. Он жил здесь уже больше года. Это был самый долгий срок, который ему удалось провести на одном месте с тех пор, как он покинул Восток, и ему нравилось это место, нравились местные люди. Он стал членом их общества, и подозрения, которые обычно он начинал вызывать в любом ином месте, здесь как-то не возникали. Он помог нескольким девушкам, даже помог нескольким мужчинам, но это был город строгих христианских правил, и эти нравы заставляли людей крепко держать язык за зубами.

Всему этому грозил наступить конец. Он знал это, чувствовал,и это вызывало печаль.

Кончиться это должно было плохо.

С насилием.

И это его пугало.

Уильям заставил себя ободрительно улыбнуться девочке, которая по-прежнему сидела, выпрямив спину, в маленьком кресле, сплетая и расплетая пальцы сложенных на коленях рук.

– Я бы хотел, чтобы ты перешла на кровать, – произнес он. – И тебе надо будет снять одежду.

Джейн кивнула и встала. Руки заметно дрожали. Она сняла пальто, сняла платье, сняла нижнее белье. Размещая одежду на стуле, она заплакала, а когда легла на кровать, тело уже сотрясали рыдания. Она изо всех сил стиснула ноги. Уильямс, стоя рядом с кроватью, кашлянул, привлекая к себе внимание, и жестом руки показал, что ноги надо раздвинуть.

Она повиновалась, уже рыдая в голос, и закрыла лицо руками, чтобы не видеть его – словно загораживая лицо, могла тем самым загородить и все остальное.

Он установил свечу на живот и аккуратно разложил холстину между ног. Прикрыв глаза, он на мгновение сосредоточился, собирая силу, которая была необходима. Как всегда, это началось с легкого покалывания в середине живота, с трепыхания сердца, которое перерастало в теплую вибрацию и распространялось по всему телу, по конечностям – в голову, освещая мир, сосредоточенный в его мозгу.

Он открыл глаза. В комнате возникло дополнительное свечение. Каждый предмет имел теперь свое сияние, ауру различных оттенков, которая исходила от стен, от пола, от потолка, от мебели и особенно от девочки.

Голова ее купалась в желтом сиянии, большая часть туловища – в синем, только свеча на животе и лоно имели ауру серого цвета.

Уильям глубоко вздохнул, затем медленно провел руками над брюшной полостью, негромко произнося Слова, которые предназначались для прерывания беременности. В покрытой волосами промежности появилась струйка крови, которая быстро впиталась в тряпку. Джейн все еще плакала, но от стыда и унижения. Было ясно, что боли она не испытывает.