Книга Фраера - Валерий Горшков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор видел паспортную фотографию Алины, где та была запечатлена в сорокалетнем, похоже, возрасте. На роковую женщину она никак не тянула… Да и наводчик уверял – мужики к ней не заглядывали.
Возможно, что с тем парнем на другом конце телефонного провода у неё были отношения иного рода…
Спустя час мы уже поднялись на борт «Фламинго», стащили с себя мокрые от пота комбезы, обтёрли раскрасневшиеся лица грубым флотским полотенцем и, усевшись на корме, с огромным удовольствием закурили по сигарете.
Катер, отшвартовавшись от сухогруза, развернулся и, урча дизелем, потащился обратно на базу, на этот раз гораздо медленней из-за ставшего встречным течения.
Хотя, в общем, нам уже некуда было торопиться, если не считать ужина. Но для находящихся на задании его всегда оставляли особо, и в таких случаях наш кок Руслан не скупился. Пайка получалась объёмной, что не могло не радовать таких фанатов кача, как я и Павлов. Ведь мы тренировались почти ежедневно, перелопачивая за тренировку по нескольку тонн на брата.
Кроме бодибилдинга мы с Хаммером занимались ещё и в «Школе самозащиты», где разучивали различные приёмчики, полезные в экстремальных ситуациях. А я дополнительно посещал секцию греко-римской борьбы.
Единственные неспортивные слабости, которые позволяли себе я и Сергей, – выкурить сигаретку-другую до и после погружения, а также время от времени пропустить по стаканчику в компании прекрасных леди. Если, конечно, этим словом можно назвать тех представительниц женского пола, с которыми мы общались, будучи призванными под знамёна Военно-Морского Флота.
Сейчас мы просто сидели на палубе, курили и молчали, не решаясь начать неизбежный для нас обоих разговор.
Золотая монета уже перекочевала из комбеза во внутренний карман моей фланки и, казалось, жгла левую часть груди.
Я стряхнул себе под ноги столбик серого пепла от «Эл-Эм» и посмотрел на кипящую позади «Фламинго» чёрную невскую воду. Мне чертовски нравилось, находясь на палубе идущего по фарватеру катера, наблюдать, как отражаются от ребристой поверхности реки тысячи береговых огней. Они образовывали извилистые светящиеся дорожки и делали воду похожей на висящее над головой ночное небо.
Павлов докурил, выбросил сигарету за борт, как бы между делом огляделся по сторонам, а потом сел ко мне поближе и заговорил тихим, порой переходящим в шёпот голосом:
– Ну, что ты думаешь по поводу увиденного?.. Там ведь столько золота, что голова кругом идёт!.. Черт, откуда оно взялось?
– С буксира, – я непринуждённо пожал плечами, – с затонувшего, а точнее, потопленного во время войны буксира. Куда оно плыло, откуда – сие навсегда покрыто мраком. Разве сейчас не все равно? Главное – мы нашли настоящее сокровище. Осталось лишь поднять его из воды, и весь мир у наших ног!..
– Далёкая перспектива… – Хаммер покачал головой. – До увольнения со службы этого не сделать, потом начнутся холода, встанет лёд… Не раньше апреля, как ни крути!
– Пусть так. Куда нам торопиться? Зато подумай, – я тоже перешёл на шёпот, – какие возможности открываются перед нами, когда мы станем богатыми мальцами!..
Можно открыть свой бизнес, купить дом, машину… и даже не одну! Все, что душа пожелает. Главное – не влипнуть в плохую ситуацию и никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывать никому, откуда у нас появились деньги. Пришить нам ничего не смогут, так как криминала за нами нет, а остальное не так важно.
– С ума сойти, я – миллионер! – На физиономии Серёги промелькнуло странное выражение, будто ему неожиданно сообщили, что он уже завтра может снимать форму и отправляться к себе в Озерки. – И я могу купить себе чёрный «мерседес» с кожаным салоном, катать в нем длинноногих девочек и трахать их на заднем сиденье…
– Если ты сделаешь так, как только что сказал, то очень быстро получишь пулю в затылок и в полном соответствии с летальным исходом расстанешься со всем своим богатством, включая девочек.
– Да я так, дурака валяю, – отмахнулся Павлов. – Просто до сих пор кажется, что мне приснился всего-навсего красивый сон. Сейчас зазвонит будильник, и все исчезнет, как не бывало. Слушай, Глеб, дай подержать эту монету, а то я действительно поверю, что поймал глюк от перенапряжения или недостатка кислорода…
Маленький, размером чуть больше копейки, жёлтый кружочек при тусклом свете палубных огней уже не казался таким сверкающим, как в тот миг, когда мы впервые осветили его подводными фонарями. Но от этого он ничуть не утратил свою настоящую цену, отличающуюся от дешёвой советской медяшки так же сильно, как отличается видимое нами на голубом небосклоне солнце от его реальных размеров.
Павлов, поглядев на раритет всего несколько секунд, вернул его обратно.
– Знаешь, – после продолжительной паузы, нарушаемой только свистом свежего ночного ветра, снова заговорил он. – Мне всю жизнь казалось, что со мной должно случиться что-то такое фантастическое, что бывает только в кино или в книжках. Иногда я чувствовал это почти физически, но затем все снова исчезало, а удача проходила стороной. Но сегодня, когда взвыла сирена – веришь? – я снова почувствовал ни с чем не сравнимое ощущение близости чего-то серьёзного, значительного, что в корне может изменить всю мою дальнейшую жизнь! И вот, нате, получайте! Все сразу, и выше крыши… А на душе стало неспокойно, понимаешь? Как будто это золото не принесёт мне настоящего счастья, а только одни беды и… кровь.
«Фламинго» между тем сделал левый поворот и почти вплотную подошёл к «стенке», где нас уже встречали.
Катер ещё не пришвартовался, а мы с Серёгой уже спрыгнули на пирс, перебросились парой слов с поджидающими «Фламинго» ребятами и быстрым шагом направились на камбуз.
После напряжённой работы и неожиданно свалившихся на наши головы нестандартных эмоций есть хотелось много и долго.
Профессор осторожно надавил на квартирную дверь. Она, как и договаривались, не была защёлкнута на замок.
Включил фонарь. Припоминая ориентировку искусствоведа, нашёл комнату скупщицы.
Легонько толкнул, к счастью не скрипнувшую, дверь.
Вошёл в комнату. Тут же задёрнул на окнах шторы. Найдя выключатель, зажёг люстру.
Вышел из комнаты. Посмотрел на дверь со стороны коридора. Из-под неё пробивалась полоска света.
Вернулся в комнату. Подтянул к двери ковровую дорожку, закрывая ею щель.
Снял ботинки. Только сейчас вспомнил про нитяные перчатки – сказался десятилетний перерыв в такого рода делах.
Профессор решил на первый раз провести лишь поверхностный шмон – без вскрытия пола и разборки мебели. Он не хотел оставлять следы «несанкционированного обыска» на случай, если делу о пропавшей старухе дадут серьёзный ход. Ибо, чтобы ни писали в газетах, далеко не вся городская ментовка у него в кармане. А потом, в удобный момент, если возникнет необходимость, можно будет осмотреть конуру более фундаментально.