Книга Смерть в «Ла Фениче» - Донна Леон

Брунетти огляделся — чем можно было заниматься столько времени в этой почти пустой комнате. Перехватив его взгляд, она вытащила тоненький томик из кармана юбки. На обложке красовались китайские иероглифы вроде тех, что он уже видел на дверной табличке.

— Я читала, — объяснила синьорина, протягивая ему книжечку, и одарила дружеской улыбкой, выразившей полную готовность поговорить и о книжке, если ему захочется.

— А с маэстро Веллауэром вы сегодня не разговаривали?

— Синьора Петрелли уже сказала вам — мы с ним поговорили, когда пришли, но после того раза я его больше не видела. — Брунетти так и подмывало напомнить, что синьора Петрелли, между прочим, ни словом не обмолвилась насчет того, что они пришли вместе, но он подавил это искушение. — Из-за кулис, где я стояла, мне его не было видно, а во время обоих антрактов я была здесь, в гримерке.

— Вместе с синьорой Петрелли?

На сей раз американка выразительно взглянула на свою приятельницу, прежде чем ответить.

— Да, вместе с синьорой Петрелли, как она и сказала.

Брунетти закрыл записную книжку, где накарябал лишь американскую фамилию, словно попытавшись самой графикой передать всю хищную жуть этого варварского сочетания согласных.

— На случай, если появятся еще вопросы, где мне вас найти, синьора Петрелли?

— Каннареджо[16], шестьдесят один — тридцать четыре. — К его удивлению, она назвала не отель, а обычный жилой район.

— Там у вас квартира, синьора?

— Не у нее — у меня, — перебила американка. — Вы там и меня тоже найдете.

Снова открыв свою книжечку, комиссар записал адрес и тут же, заодно уж, спросил:

— А телефон?

Ему сообщили и телефон, заметив попутно, что в справочнике его нет и что дом находится неподалеку от базилики Санти-Джованни-э-Паоло.

Он снова принял официальный тон, чуть поклонился:

— Очень благодарен вам обеим, синьоры, и понимаю всю сложность вашего положения.

Если его реплика и показалась дамам странной, ни та, ни другая виду не подали. Любезно попрощавшись, он вышел из гримерки и в сопровождении двух полицейских, присоединившихся к нему за дверью, спустился по узкой лестнице за кулисы.

Третий полицейский уже ждал их внизу.

— Ну как? — сразу же спросил его Брунетти.

Тот довольно заулыбался.

— Оба, и Санторе, режиссер, и сама Петрелли разговаривали с ним у него в гримерной. Санторе зашел перед началом спектакля, а она — после первого акта.

— Кто вам сказал?

— Один из рабочих сцены. Он сказал, Санторе вышел из гримерки сердитый — но это только его личное впечатление: кричать он не кричал и вообще ничего такого.

— А синьора Петрелли?

— Он вообще-то не был уверен на все сто, что это La Petrelli — но она была в чем-то голубом.

— У нее в первом действии голубое платье, — перебил Мьотти.

Брунетти посмотрел на него озадаченно.

— На той неделе я слушал репетицию, синьор. — Надо же — Мьотти потупился, прежде чем заговорить! — В первом действии у нее точно голубое платье.

— Выражаю вам благодарность, Мьотти, — ровным голосом произнес комиссар.

— У меня девушка, синьор, так ее двоюродный брат поет в хоре, и он достал нам билеты.

Брунетти с улыбкой кивнул, подумав, что лучше бы парню не делать таких признаний. Полицейский, которого перебили, поддернул рукав и глянул на часы.

— Продолжайте, — велел ему Брунетти.

— Он сказал, что видел, как она вышла ближе к концу антракта, и еще сказал, что она была очень-очень сердитая.

— В конце первого антракта?

— Да, синьор. Он в этом уверен.

— Что ж, время позднее, — согласился Брунетти с прозрачным намеком подчиненного, — и я не уверен, что сегодня мы еще что-то успеем, — Двое других оглядели опустевшее пространство театра. — Завтра попробуйте найти еще кого-нибудь, кто бы ее видел. Или видел, что туда входил еще кто-нибудь. — При слове «завтра» все заметно приободрились. — На сегодня все. Можете идти. — Но когда все уже двинулись к выходу, он окликнул: — Мьотти, а что, тело уже увезли?

— Не знаю, синьор, — виновато отозвался тот, словно испугавшись, что эта оплошность сведет на нет только что полученную похвалу.

— Подождите меня, — попросил его Брунетти, — я схожу узнаю.

Он вернулся в гримерную и распахнул дверь, не удосужась постучать. Оба санитара развалились в креслах, положив ноги на столик. А рядом на полу, покрытый простыней, никому не нужный, лежал один из величайших музыкантов столетия.

Оба поглядели на комиссара, как бы не узнавая.

— Можете увозить в госпиталь, — сказал он и вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.

Мьотти стоял на том самом месте, где его оставили, и просматривал записи в записной книжке, очень похожей на записную книжку самого Брунетти.

— Пошли выпьем, — предложил Брунетти. — Наверное, теперь открыто только в отеле, — он устало вздохнул. — А мне бы сейчас это совсем не помешало.

Он повернулся и пошел влево, но тут же понял, что идет на сцену. Лестница словно куда-то подевалась. Он пробыл в этом театре так долго, столько мотался тут вверх-вниз по лестницам и взад-вперед по коридорам, что, оказывается, совершенно потерял ориентацию и теперь попросту не знает, как выбраться наружу. Мьотти легонько коснулся его локтя:

— Сюда, синьор, — и провел его налево и вниз по той самой лестнице, по которой они оба вошли сюда больше двух часов тому назад.

Внизу portiere, заметив форму Мьотти, сунул руку под стойку, за которой сидел, и, нажав там на кнопку, открыл турникет на выход, — показав жестом, что им остается только толкнуть рамку. Зная, что Мьотти уже допросил вахтера обо всех, кто входил и выходил из здания театра, Брунетти даже не стал задавать тому вопросов — просто вышел мимо него из служебного подъезда на пустынную теперь кампо. Но прежде чем они свернули в узкую улочку, ведущую к отелю, Мьотти спросил шефа:

— Простите, синьор, а я вам для этого нужен?

— Да не волнуйся, мало ли что ты в форме — можешь выпить, ничего страшного.

— Я не о том, синьор!

Наверное, парнишка просто вымотался.

— А о чем же?

— Такое дело, синьор — этот portiere друг моего отца, и я вот думаю, что если я сейчас вернусь и уговорю его выпить со мной, то, может, он мне еще чего-нибудь расскажет. — Не услышав ответа Брунетти, молодой полицейский поспешно пробормотал — Это так, синьор, — просто мысль пришла. Я не имел в виду…