Книга Падение Трои - Питер Акройд

— Я ничего не ожидала. Не знала, чего ждать. Я же молода.

— У тебя при себе драгоценности, которые ты привезла из Афин?

— С ними все в порядке.

— Я должен показать, куда их спрятать. Здесь никому нельзя доверять.

Кто-то позвал Оберманна, и он вышел из каменной хижины. Тотчас после его ухода София закрыла лицо руками и заплакала.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

София не могла заснуть. Она слышала, как северный ветер посвистывает сквозь щели между старыми камнями. Слышала сов, тысячи сов, кричавших в ночи. Муж предупреждал, что они будут кричать. Он сказал, что совы гнездятся в траншеях, и теперь она задавалась вопросом, как это может быть. Еще одна тайна. Муж признался за ужином, что их крики беспокоят его, кажутся ему отвратительными. Но ее этот шум почему-то успокаивал, казалось, совы сочувствуют ее судьбе. Муж сказал и о том, что к совам присоединятся сотни лягушек на болотах.

София как можно тише выскользнула из постели, муж продолжал мирно спать. Стаза уже привыкли к темноте. Она накинула халат, висевший на спинке деревянного стула, и нашла шлепанцы.

Только София открыла дверь, ее со всех сторон охватило ветром. Это поразило. Казалось, ветер не появляется здесь время от времени, а обитает постоянно. Присутствует всегда.

Она осторожно пошла по дорожке между рвами, которая вывела к древним стенам дворца. В свете луны они выглядели только что построенными.

Подняв взгляд, София поняла, что никогда прежде не видела таких ярких звезд. Она поискала и вскоре нашла созвездие Большой Медведицы. Казалось, оно так близко, что протяни руку — и коснешься. Описав взглядом дугу, София нашла яркую звезду, Арктур, в созвездии Волопаса. И прошептала слова, которые помнила с детства, с тех пор, как с няней вечером сидела в саду, а потом няня, взяв ее на руки, относила в постель. Aspetos aither. Небесный эфир.

Теперь, оглядывая Гиссарлык, она различала вокруг очертания древней Трои, впервые с момента приезда она поняла, как выглядит город. Генрих объяснил расположение дворца и главной улицы, ведущей к Скейским воротам, нарисовал на подвернувшемся куске бумаги контуры древних крепостных стен и домов и садов внутри. Теперь, ночью, в темноте, ее глазам предстала Троя.

Матерь Божия. Кто-то сидел, согнувшись, на скале прямо перед ней. Наверное, она произнесла эти слова вслух, потому что человек встал и снял шляпу.

— Фрау Оберманн? Простите. Я задумался. — Он заговорил с ней по-английски. — Моя фамилия Лино. — София тут же почувствовала неприличие ситуации. Ведь на ней были только ночная рубашка и халат. Но увидев белые глазные яблоки, она поняла, что Лино слеп. — Жаль, что я не познакомился с вами за ужином, фрау Оберманн. Я был у одного мошенника, занимающегося древностями.

— Муж говорил мне о вас.

— Да-да, это я французский профессор с безумными теориями! Поэтому-то я сижу здесь ночью и курю трубку.

Лино принадлежала гипотеза о том, что Троя была построена на священном месте, где находилось святилище какою-то бога или гробница великого правителя, а ее первыми обитателями стали жрецы или стражи священного места. Он полагал, что каким-то образом город на равнине ориентирован по звездам. Вот почему Гомер воспел его в "Илиаде" и почему за него так яростно сражались.

— Я с детства привык к совам, — сказал Лино. — Богиня Трои, Афина, известна как glaucopis, "совоокая". Почему бы им не обитать здесь? Они из здешних мест.

— В моей стране они считаются птицами смерти.

— Именно. Но ведь это место смерти, не правда ли? Что мы делаем здесь, как не вызываем ее? Сова — птица ночи. Она сидела на копье Пирра, когда тот двинулся на Аргос. Я обнаружил в Ионии гробницу, где слева и справа от сирены, плакальщицы смерти, сидят совы. Герр Оберманн говорил вам об украшенных совиными головами сосудах, которые найдены здесь? Они уникальны. Троя — место смерти и ночи.

Ее снова охватило ветром, и она подумала, прислушиваясь к словам Лино: "Ты ничего не видишь, и ты видишь все".

Слепота Лино не повлияла на его страсть к археологии. Участия в раскопках он не принимал, но никто не мог сравниться с ним в опознании и определении находок. По текстуре фрагмента керамики Лино мог узнать период, когда она употреблялась, по изгибу ручки сосуда или ободку разбитого блюда мог реконструировать форму предмета целиком. Он знал о происхождении каждой вещи, которую клали перед ним; мог проследить тонкие линии, которыми на поверхность были нанесены контуры фигур или узор.

— Обычно ваш муж каждый вечер читал мне Гомера, — сказал он. — Мне его не хватало.

— Наверное, я слишком долго удерживала его в Афинах. Простите.

— Здесь нечего прощать. Вы молоды и, судя по голосу, прекрасны. — Она рассмеялась. У насыпи произошло какое-то движение. — Турецкий сторож, — сказал он. — Деревенские приходят сюда искать золото.

— И находят?

— Мы не знаем наверняка. Что-то при случае от нас прячут. Это возможно. Но мне кажется, ветер слишком силен для вас. — София не чувствовала, что дрожит. — Разрешите проводить вас в ваш домик. — Он повел ее вверх к плато.

— Вам следует опасаться многоножек, фрау Оберманн. Как следует из латинского названия, это маленькие насекомые — centipedes. В Греции, мне кажется, вы называете их sarantopodia.

— Да. У них по сорок ног.

— И по сорок ртов. Их укус очень болезнен. Вам придется каждый вечер обметать потолок. — София вздрогнула. — Позвольте мне показать вам одну вещь. Вам будет не так страшно. Вот сюда. — Он повел ее вниз по склону, вдоль внешней стороны дворцовых стен, туда, где было маленькое круглое сооружение из камня. — Видите, фрау Оберманн? Я думаю, здесь был алтарь их бога. Его изображение держали в деревянном футляре.

— Это был Зевс?

— Зевс. Повелитель темных туч. Потрясатель земли. У него сотня имен. Тише, пожалуйста. Бог все еще здесь. — Они некоторое время стояли молча. Слышались крики сов. Он коснулся ее руки. — Теперь я провожу вас назад.

Проснувшись на следующее утро, София не увидела Оберманна.

Она сварила кофе на плите, приютившейся в углу алькова, служившего кухней, и пока пила его, с удивлением поняла, что настроение изменилось. Она больше не чувствовала слабости, которую ощущала, взбираясь по склону Гиссарлыка. Больше не чувствовала себя одинокой. Бог все еще был здесь.

Выйдя из дома, она увидела мужа, стоявшего на насыпи, подобно завоевателю; сзывая рабочих, он указывал на что-то тростью из черного дерева.

— Идите сюда с лопатами! Видите вот этот изгиб стены? Копайте! Копайте! — Он заметил жену и повернулся поздороваться с ней. — Пока ты спала, София, я верхом прогулялся к морю и искупался. Я говорил с Посейдоном. Он сказал: "Дорогой мой Оберманн, твоя жена должна быть рядом с тобой".

— Прости, Генрих. Путешествие утомило меня.