Книга Завет - Гейл Линдс

Отодвинув чашку с нестерпимо крепким кофе, Шоу бросил взгляд на часы. Куда запропастился Браво, в конце-то концов? Он опоздал уже на двадцать минут. Впрочем, ради этой встречи он прилетел из Брюсселя… Слава богу, сын согласился в этот день вспомнить о семейных узах. Джордан Мюльманн, президент «Лузиньон и K°», отправил его в Брюссель на важное совещание, посвященное управлению рисками. С большим трудом Шоу уговорил сына приехать в Нью-Йорк.

— Джордан меня убьет, — доносился из телефонной трубки голос Браво. — Он не любит незапланированных изменений.

— Надо думать, — пробормотал Шоу себе под нос.

— Что? Отец, говори громче. Я тебя не слышу.

— Я сказал, что ты поступаешь правильно, Браво! Эмма была бы страшно огорчена, если бы ты отказался. Прошу тебя, сядь на ближайший рейс, сойди с самолета в аэропорту Кеннеди, и покончим с этим!

На самом деле Браво наверняка хотел приехать. С тех пор, как он сообщил отцу о своей новой работе в международном филиале «Лузиньон и K°», оказывающей услуги по финансовому консультированию, между ними пролегла едва заметная трещина. Открытого конфликта не было, нет, однако охлаждение отношений привело к тому, что телефонные разговоры стали короче, встречи — реже. Декстеру это совершенно не нравилось. Но он хорошо знал, что его сын донельзя упрям, — в точности, как он сам. Декстер ясно дал ему понять, что настаивает на продолжении его научной карьеры, — Браво был историком-медиевистом, исследовал средневековые религиозные учения. И все-таки сын принял предложение Мюльманна, — очень выгодное, разумеется. Хорошо, что он хотя бы продолжал неукоснительно тренироваться. На этом Декстер сумел настоять.

И все-таки с того дня, когда Браво познакомился с Мюльманном, в воздухе запахло предательством. Чувствовал это только старший Шоу. Он все так же любил сына, но не мог не обвинять его. Браво был достаточно умен, чтобы заметить настроение отца, но, разумеется, ему неизвестны были истинные причины… Откуда он мог знать?

Шоу напряженно следил глазами за приближающейся официанткой. Девушка умело лавировала между тесно стоящими круглыми столиками, изящно покачивая стройными бедрами. Она подошла ближе. Не желает ли мистер сделать заказ? Он попросил немного подождать, и официантка упорхнула.

Больше всего на свете Шоу желал склеить ту трещину, что разделила их с сыном, причиняя ему куда больше страданий, чем мог предположить Браво. Сегодняшний день казался ему удачным для того, чтобы сделать первый шаг. Каждый год четвертого июля они собирались всей семьей за праздничным столом. Эту традицию, которой положила начало покойная жена Декстера Стефана, теперь поддерживала их дочь Эмма, старшая сестра Браво. В отличие от брата и отца, она до сих пор жила в их старом доме в Нью-Йорке. Зная характер сына, Шоу опасался давить на Браво и не пытался чересчур поспешно наладить отношения. Но теперь все изменилось… больше он не мог ждать. Обстоятельства — не по вине Декстера — складывались таким образом, что этот разговор должен был состояться как можно быстрее. Не так представлял он себе этот момент. Определенно не сегодня, не в такой спешке…

Он сделал все возможное, чтобы подготовить сына. А потом вмешался Джордан Мюльманн и все испортил. Он стал не только боссом Браво, но и его лучшим другом. Ничего. Браво скоро приедет, и все изменится навсегда. Если Декстер и испытывал сомнения относительно реакции сына, они были надежно заперты в самом дальнем углу сознания. Он прекрасно умел контролировать себя.

Декстер верил, что Браво справится с задачей, какой бы пугающе невыполнимой она ни казалась. Должен справиться. Официантка отошла от соседнего столика. Декстер увидел, как пересекает дорогу, направляясь к кафе, какой-то человек, и внутренне напрягся. Но незнакомец, ускорив шаги, поднял руку в приветственном жесте. Он прошел мимо Шоу, улыбаясь, обнял ожидавшую его женщину, и она прижалась к своему возлюбленному с неподдельной страстью. Так же, как Стеффи когда-то прижималась к нему…

«Не думай об этом», — приказал он себе. Но перед его мысленным взором уже появилась больничная палата, кровать, на которой, невероятно исхудавшая, лежала она, и медленно угасала на его глазах; а ему оставалось лишь смотреть на это в отчаянии и бессильной ярости… Какова цена жизни, когда живешь в ожидании смерти? Что может сравниться с подобными мгновениями?

Я есмь первый и последний, и живый; и был мертв; и се, жив во веки веков, аминь…

Снова и снова строчки Откровения возвращались, словно бумеранг. Если бы только Стеффи осталась жить, если бы… Но суждено было другое. Жена умерла у него на глазах, и его сердце, не выдержав, разбилось навсегда.

Ключи от ада и смерти…

Декстер увидел Браво, приближавшегося к столику, и у него екнуло в груди от волнения. Ничего… он был уверен, что поступает правильно. Остальное не имело значения.

Напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего!

Он уже сделал это, выбрав способ, знакомый им с Браво лучше всего.

В то самое мгновение, как Браверманн Шоу увидел отца, сидевшего за столиком кафе под палящим солнцем, им овладели смешанные чувства. Маленький мальчик внутри него рвался помчаться вниз по тротуару, раскрыв руки, чтобы обнять отца. Подросток испытывал благодарность за выбранный для него родителем путь. Браво не забыл ничего из почерпнутых за годы увлекательной учебы знаний. Он до сих пор помнил восторг, овладевший им при взгляде на страницы толстой книги с восхитительными иллюстрациями, впервые раскрытой при нем отцом… помнил первое знакомство с тайнами, долгое время потом занимавшими его ум. Но взрослый Браво чувствовал, что им пытаются манипулировать, и ему хотелось бросить вызов тем качествам отца, которые он больше всего ненавидел. Потому они и встретились не как отец с сыном, а как движущая сила и недвижимый объект… «Этот термин — недвижимый объект — подходил как нельзя лучше, — подумал Браво, — для человека, чья жизнь и поступки с трудом поддавались объяснению».

— Отец!

Декстер Шоу поднялся на ноги.

— Рад тебя видеть, Браво.

Они пожали друг другу руки, церемонно и довольно неловко, и присели за столик.

Браверманну Шоу исполнилось тридцать лет. Он был выше своего отца на целую голову и чуть стройнее, при этом имел широкие плечи и длинные сильные ноги пловца. Он был очень привлекателен. Темные вьющиеся волосы обрамляли лицо, ярко-голубые глаза смотрели на мир с характерным цепким выражением ученого-исследователя, а не финансового консультанта. Эмма придумала ему прозвище «Браво», когда ей было шесть, а ему — четыре. Так оно и повелось.

Взглянув на почти нетронутую чашку кофе с молоком, Браво поинтересовался:

— Что, кофе чересчур хорош, отец?

Был ли его ироничный тон попыткой разрушить повисшее между ними тягостное молчание или же способом психологической самозащиты, Браво и сам толком не знал.

Как бы то ни было, его слова резанули слух Декстера. В который раз он почувствовал себя хищной птицей с взъерошенным в ожидании боя оперением. А ведь он, видит бог, предпочел бы, чтобы перья оставались на месте… особенно теперь.