Книга Любимый ястреб дома Аббаса - Мастер Чэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я по сути и проснуться не успел, как уже выезжал рысью через широко открытые (и это — ночью!) Бухарские ворота по пустынной предрассветной дороге на запад.
А когда проснулся, когда возмущенно тряхнул головой, когда понял, что еду без каких-либо сопровождающих неизвестно куда и неизвестно зачем…
То пришел в отличное настроение.
Во-первых, никакой погони не было. Хоть что-то удалось брату сделать нормально. Мой побег прошел незамеченным.
Во-вторых, я не сомневался, что брат не будет сам кидаться в драку — мечом он владел не лучше, чем я, и тоже не стеснялся этого. Так что за него можно было не беспокоиться.
В-третьих, я понял, что он, возможно, прав, — если эта странная публика с ножами, по той или иной причине, очень хочет меня убить, то скрыться — очевидная идея. Конечно, это еще не значило, что я не могу отсидеться в собственном доме, в котором, тем более, есть такие подземелья. Но не для того же я ехал домой, чтобы сидеть под землей. Я хотел отдохнуть. И путь по пустой дороге на запад был просто отличным вариантом отдыха.
В том числе и потому, что — и это в-четвертых, — я совершенно не собирался искать «ответы на все вопросы» в Мерве или где угодно еще. У меня были на ближайшее будущее идеи поинтереснее. Более того, идей было много. И делать из них выбор я собирался сам. Вместо того, чтобы позволять собственному младшему брату командовать каждым моим шагом.
Я похлопал рукой по седельной сумке, где по старой традиции семьи всегда, среди прочего необходимого на случай неожиданной поездки, лежал запас денег.
Сумка и в этот раз была явно не пустой. Вот и отлично. Давайте подумаем, что теперь будем делать.
Например, я с удовольствием провел бы без особых дел целую неделю на плавных холмах Великой Степи, которые именно сейчас покрывались желтыми и оранжевыми полями тюльпанов. Степь безопасна и прекрасна для того, чей отец — из старинного и уважаемого тюркского рода. Она лечит души и согревает сердца.
Тут я расправил плечи — и ощутил повязку. Нет, сейчас все же не стоит проводить бездумные дни среди тюльпанов. Послезавтра, сказал братец, повязку надо менять.
Да и вообще, зачем ехать в Степь, если я уже в раю?
Человек, который в нашем доме был занят сбытом шелка в западных землях — в Бизант через ярмарочный город Ламос — рассказал как-то, что по мнению людей народа арабийя в мире есть четыре рая.
Первый — это там, где сливаются две реки, Тигр и Евфрат, где черная земля — Савад — родит все фрукты и злаки, каких может пожелать душа. Где и сейчас стоят руины поверженного Ктесифона, столицы несчастного, уничтоженного иранского царства. Я не был там никогда, в этих бывших западных землях Ирана, носящих имя Ирак, но о круглом городе Ктесифоне, с его громадными куполами дворцов, знали и помнили все.
Вторым раем была долина Бавван в том же Иране — и, к моему стыду, я не знал о ней ничего.
Третий рай — это, конечно же, утопающий в зелени Дамаск и его окрестности.
А вот четвертый рай — это нескончаемый цветущий сад между Самаркандом и Бухарой. Долина Согда.
То есть как раз здесь.
Я остановил коня. Слева еще виднелась синеватая горная гряда с наброшенными на нее серебрящимися нитями снега в недоступной вышине — горы Тохаристана. Справа же, у самых копыт коня, в нежной весенней траве алели кровавые брызги маленьких маков. А дальше — сплошная, перехлестывавшаяся через плавные холмы кружевная пена цветущих деревьев. И в этой пене вверх по склону карабкались плоские крыши, плавно изогнутые невысокие стены домов, увитых виноградом.
Потому что рай этот очень даже обитаем, деревни здесь соприкасаются друг с другом, как пары влюбленных.
Утро; из ворот уже выходят первые ослики, из-за стен доносится запах лучшего в мире хлеба. Кто-то тащит по улице вязанку хвороста, какая-то женщина, чуть нахмурив брови и запрокинув голову, рассматривает белые гроздья цветов, нависающих над стеной.
Через три месяца она, так же сосредоточенно, будет проверять крепкие бархатные орешки несозревшего урюка.
Люди народа арабийя, думавшие, что захватили себе все четыре рая, не знают, что есть еще серо-зеленые купола ив над сотнями рек, ручейков и каналов нежного Лояна, и кружащие ароматами голову поля цветущих лотосов и пионов в императорском парке Шанлиньюань под Чанъанью, и еще много, много других райских садов.
Но здесь — мой рай. И я никуда отсюда не спешу. Ни в Мерв, ни в любой другой город.
Меня и здесь ждет масса удовольствий.
Я могу купить на ближайшем же рынке большое шерстяное покрывало и, завернувшись в него, провести ночь на каком-нибудь пригорке, вдыхая аромат цветов. А именно такого аромата нет ни в Шанлиньюане, ни где-либо еще в мире.
Я могу, сменив повязку, следующую ночь или две провести в самом дорогом из постоялых дворов, пригласив себе к ужину лучших музыкантов, какие есть в этих краях. Для этого даже не надо быть самым богатым человеком Самарканда.
Я могу пойти выбрать у ювелира в ближайшем городке небесный лазурит в серебре или даже кровавый рубин из Балха, добытый среди голых камней Памира. А потом, когда он мне надоест, подарить его первой же встречной девушке, из тех, естественно, с кем можно было бы провести приятных полдня в теплой комнате, на чистых коврах и полотнах. Широко расставленные светлые глаза, маленький острый подбородок, чуть удлиненный и изогнутый нос: я успел уже отвыкнуть от милых женских лиц моей родины.
Значит, так: поскольку я был ранен жестокими убийцами, то девушка эта… она, допустим, помощница лекаря и избавляет несчастных от разнообразных страданий. Если они, беспомощные и неподвижные, об этом ее попросят.
Я довольно ясно представил себе ее, оседлавшую мои вытянутые ноги, — ее обращенная ко мне обнаженная спина поднимается и опускается, мускулы бедер напряжены, между ними трогательно сжимаются и разжимаются два нежных полушария. Или они в этом случае не так уж и сжимаются, а лишь чуть вздрагивают и колышутся? Этот вопрос стоило уточнить на практике.
А на следующий день я могу придумать что-то еще, способное доставить мне удовольствие, поехать в любом направлении, никуда не торопясь.
И никто не попытается помешать мне, хотя бы по той причине, что никто во всем огромном мире — даже брат — не знает, что я нахожусь именно здесь.
Иногда бывает попросту утомительно ехать с почетным эскортом и раз за разом чуть не по губам прохожих читать «вот этот-из тех самых Маниахов, старший в роду, да еще и неплох собой».
Сегодня я наконец-то один и свободен.
И вдобавок хорошо знаю, что заслужил это. Потому что среди моих друзей — тех, с кем мы еще вчера подносили к губам чаши с удивительным мервским вином, — талантливых и богатых много. Но именно моя жизнь получилась такой, что остается только смиренно склонить голову перед милостью Ахура-Мазды, или бога бескрайнего синего неба Тенгри, назовите его любым именем.