Книга Правило крысолова - Нина Васина

– Сейчас принесу. – Дедушка Пит встает и, проходя мимо меня, замечает: – Что я говорил? Хорошо, что уберег чашки для чая.

– Перейдем в библиотеку, – встает за ним бабушка. – Я потом уберу.

Постепенно все собираются в комнате с камином, которую бабушка зовет библиотекой, хотя книг здесь нет. Все книги бабушка держит в своей комнате на втором этаже, а здесь – телевизор, отличный музыкальный центр и стойка с дисками и кассетами, старый проваленный диван, несколько кресел, два пуфика, на стене – охотничьи ружья, на полу – сшитые вместе четыре или пять козьих длинношерстных шкур.

– Инга. – Бабушка берет меня за руку повыше локтя. – В кухне в буфете осталась бутылка кагора. Да, в столе за тарелками есть отличный мускат, но ты мускат потом принеси, потом. Как разговор пойдет.

В дверях я сталкиваюсь с бледной и испуганной мамой, которую поддерживает отец. Я остаюсь за дверью и слышу, как мама виновато извиняется перед «тетей Ксенией».

– Я не знаю, что со мной случилось, – еле слышно бормочет она, и я представляю, как в этот момент она с удивлением смотрит на свои руки.

– Ничего, я привыкла. – Голос Ксении отдает снисхождением и брезгливостью. – Ты в детстве, бывало, как чего-нибудь захочешь, так свалишься на ковер, как начнешь сучить ножками и визжать! Вон какое горло разработала! Жалко, что Изольда ни разу не отходила тебя по заднице. Глядишь, сейчас бы не пришлось платить психиатрам.

Я плетусь на кухню и не знаю, кто уговорил Ксению замолчать. Дедушки Пита в комнате не было, некому было прикрикнуть: «Ксения, не бузи в моем доме!» Значит, отдувалась бабушка.

В кухню заходит инспектор Ладушкин и пьет, наклонившись, холодную воду из-под крана.

– А ты не можешь мне в двух словах, – вдруг по-домашнему говорит он, вытирая тыльной стороной ладони рот, – объяснить хронологию смены мужиков у твоей тети Ханны? Я совсем запутался! – И улыбается, неожиданно разливая в глазах с длинными ресницами негу и тепло.

– А вы… – Оторопев, я соображаю, как к нему обращаться.

– Просто Коля. Николай Иванович. – Он протягивает ладонь. Ту, которой вытирал рот, и я чувствую влагу, и меня это не напрягает. – Только быстренько, пока кто-нибудь не забежал сюда поскандалить.

Он подходит к стойке с ножами. Берет самый большой, проводит кончиком пальца по лезвию, корчит уважительную гримасу и ставит обратно.

– Тетя Ханна сначала вышла замуж за своего двоюродного брата Макса. В этом браке родилась дочка Лора. – Я начинаю перечислять, выставляя на поднос бокалы, вытираю бутылку кагора. – Потом моя мама, родная сестра Ханны, вышла замуж. Тетушка этого, вероятно, стерпеть не смогла, но это со слов моей мамы, – предупреждаю я Ладушкина, достаю банку сока, открываю его. Бабушкин яблочный сок колышется в трехлитровой банке пойманным солнцем. – И увела папу.

– А Макс тоже до Ханны был женат, – уточняет Ладушкин, достает блокнот и делает там пометки.

– Был. На Марине.

– Дети?

– Не было. Потом Ханна съездила в Германию и встретилась там со своим вторым двоюродным братом Руди. Возник скоропалительный роман.

– Руди – это?…

– Это второй сын Питера и Ксении, младший брат Макса. По возвращении оказалось, что там же она познакомилась с переводчиком-экскурсоводом Латовым, увела его из семьи. Все.

– У Латова в прошлом браке остались двое дочерей, – задумчиво бормочет Ладушкин. – Судя по импульсивным отзывам о твоей тете, врагов у нее было предостаточно. Нет, я понимаю, застрелить, отравить, грохнуть тяжелым предметом, но отсечение головы… Кстати, с этими головами не все понятно.

Я открыла морозильник, чтобы достать лед для сока, и сразу узнала пакет, который потерялся. Для пущей убедительности легонько ткнула его пальцем. Медленно, в бессилии подступавшей слабости, кое-как вытащила пластмассовую емкость для льда. Осторожно прикрыла морозильник и, уговаривая по очереди правую и левую ногу двигаться, добрела до раковины. Там меня стошнило. Чай и кусок бабушкиного пирога. Правую руку со льдом я отставила в сторону.

– Я помогу, – подскочил Ладушкин и забрал формочку. Он стал колотить ею по столу, рассказывая, какие виды проявлений нервного расстройства ему встречались за время службы. Из его объяснений я поняла только одно: внезапные приступы тошноты – это дело у нервных девушек самое обычное, они стоят на втором месте после обмороков.

Сгребая дрожащими руками кубики льда, я заявила, что никогда не визжу и не падаю в обмороки, и вдруг поняла, что сегодня у бочки я упала в самый настоящий обморок, хотя с детства обещала себе не повторять припадки моей мамочки.

– Что? – обеспокоился Ладушкин, заметив, как я растерянно застыла. – Водички?

Ладушкин принес второй поднос в библиотеку. Я смотрела во все глаза на бабушку. Вот она мельком глянула, все ли я принесла. Заметила маленькое серебряное ведерко со льдом. Сначала опустила глаза, а потом осторожно подняла их и посмотрела на меня. Та-а-а-к…

«Допустим, – думала я, усаживаясь, – она обнаружила пакет на траве возле меня, заглянула туда и… Или не заглянула? Нет, раз засунула в морозилку, значит, заглянула. Она потом говорила со мной, приносила халат и ничего не спросила?! Бред».

Конечно, невозмутимости и высочайшему достоинству моей бабушки в любой неожиданной ситуации мог бы позавидовать Штирлиц. Но какая же нужна невозмутимость, чтобы спокойно уложить в морозилку внезапно обнаруженный пакет с отрезанной головой и руками?!

– Инга, ты меня слушаешь?

Я дергаюсь и затравленно смотрю на повысившую голос бабушку.

– Не отвлекайся. Слушай, что говорит Марина.

– Да я, собственно, все сказала. Мы с Максом подумали… У нас не было своих детей, кто знает, они бы могли быть позже, или…

– Ты хочешь сказать, – перебила ее Ксения, – что в силу своей физиологии уже больше не родишь детей?

– А-а-а?… – обомлела Марина.

– Я спрашиваю, – Ксения брезгливо дернула верхней губой, – ты уже потеряла репродуктивные способности или нет? Из твоего заявления следует, что ребенок вам с Максом нужен, чтобы еще раз изобразить из себя приличную семейную пару, а для этого, конечно, полагается иметь какого-нибудь ребенка. Если ты еще способна размножаться, то девочка Лора вам совсем ни к чему. Плодитесь на здоровье. Если же ты, что для тебя норма, пытаешься жить по мещанским законам приличия в своем понимании и для создания видимости благополучной семьи хочешь воспользоваться сиротством Лоры, то ты сволочь последняя, и к тебе нельзя подпускать ребенка, даже если ему уже пятнадцать.

– Мама! – поморщился дядя Макс.

– Что… Что она говорит, я ничего не понимаю? – Марина сморщила ухоженную мордочку и приготовила платочек для слез.

– Она говорит, – спокойно разъяснила бабушка, – что если ты хочешь наладить отношения с бывшим мужем, изображая из себя добросердечную мачеху его ребенка от другой женщины, то это недоброе дело. И, между нами говоря, ты с ним не справишься, Марина. Ты всю жизнь лелеяла и любила себя. Учиться любить еще кого-нибудь уже поздно. А если ты просто хочешь иметь ребенка, то роди его. Ни к чему для этого заводить щенка или девочку-подростка.