Книга Тайга и зона - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он предпочёл честное признание, этот старлей. Ведь простоуйти, не сказавши куда и отчего, – не тот случай. Пришлось объясняться:мол, не хочу тебя обманывать и так далее.
А кончилось всё пресквернейшим образом.
Лара, Джульетта хренова, наглоталась таблеток – и если б невовремя вернувшийся отец, то откачать девушку уже не сумели бы…
Генерал, ясное дело, тут же узнал всё. Свой единственныйразговор с отцом Лары, произошедший уже не на генеральской кухне, а в прихожейсъёмной квартиры Карташа, старший лейтенант помнил смутно. Он как бы отключилсяна то время, что бушевал генерал, понимая справедливость отцовского гнева иодновременно понимая всю бессмысленность сей милой беседы двух джентльменов.Удержалось в памяти лишь генеральская угроза: «Убил бы тебя, с-сучонка, нодевчонку одну, без отца оставлять не хочу. А для тебя же лучше будет, чтоб тыисчез с глаз моих. Сгною».
И ведь сгноил. Приказ о переводе старшего лейтенанта Карташав Шантарскую область, в посёлок Парма, для продолжения службы в исправительномучреждении номер ** появился незамедлительно.
Нет, можно было, конечно, подать в отставку, однако…
– Не вздумай, – остерёг его Серёга Красицкий,штабной адъютант. – Через два года твоему… хм, «тестю» проставляться послучаю выхода на пенсию. Его спровадят, не удержав ни на минуту, уж поверь мне,а на его место назначат Глушина, папаши твоего кореша… Пересидишь, похлопочемза тебя и вернёшься белым лебедем, да ещё сразу в фавор попадёшь – как неправедно угнетённый прежним начальством элемент…
Карташ обдумал всё и пришёл к выводу, что Красицкий прав.Незачем перечёркивать свои годы и начинать что-то сызнова. К тому же емухотелось вернуться к претворению своего замысла. К тому же два, ну пусть тригода не видеть все эти московские рожи – тоже не так уж плохо, будем считатьвсё происходящее ссылкой, вроде как у Ленина.
Так в тридцать два года в звании старшего лейтенантакоренной москвич Алёша Карташ очутился за тридевять земель от столицы.
И пока даже не подозревал обо всех тех, с позволениясказать, приключениях, которые готовит ему Судьба. Извините за патетику.
В доме повешенного…
26 июля 200* года, 11.32.
Когда он зашёл во двор, Михал Сергеич поднял свою огромнуюголову и бросил на него тоскливый взгляд, из глотки вырвалось прерывистоепоскуливание. Карташ присел на корточки перед конурой и потрепал Михал Сергеичапо мохнатой холке. Михал Сергеич в ответ лишь горестно вздохнул и вновь опустилголову на лапы.
– Страдаешь, да? – негромко спросилАлексей. – Такова жизнь, старичок, случается, и нормальные люди помираютраньше срока. Тут уж ничего не попишешь…
Он поднялся в дом, постучал, подождал немного ответа и, недождавшись, осторожно вошёл. Как и полагается, все часы в доме стояли, зеркалабыли занавешены полотенцами. Двинулся в комнату. Никого. Негромко позвал:
– Надя…
На кухне что-то брякнуло, и в дверях показалась жена ЕгораДорофеева. Пардон, уже вдова.
Но, чёрт бы подрал, даже в такую минуту, даже в такомсостоянии красивая была вдовушка, откуда-то явно из казачек – огромные чёрныеглаза, плотное крепкое тело, грива чёрных волос, сейчас с трудом удерживаемаячёрной же косынкой.
– А, ты, – бесцветным голосом сказала она, вытираяруки о передник. – Проходи в комнату.
– Да я ненадолго, – сказал Карташ. – Ну… какты?
Надя скривила губы в подобии улыбки.
– Как, как. А то ты не видишь. К похоронам готовлюсь…Егора… Егора туда, в морг ментовский, что ли, повезли, завтра, сказали, вернут.Для похорон. А я вот тут вот, по хозяйству…
Из кухни и впрямь тянуло ароматными запахами – хотя,признаться, и навевающими некоторую скорбь.
Поколебавшись, Алексей сделал шаг вперёд, обнял её за плечии сказал:
– Крепись, Надюха…
Полную банальщину, в общем, сказал, аж самому противностало. А Надя вдруг порывисто обхватила его за плечи, уткнулась носом в плечо.Карташ испугался было истерики, но она столь же неожиданно отстранилась,поправила платок. Сказала ровно:
– Проходи, проходи, нечего в дверях стоять. Естьхочешь?
– Только что.
– Тогда за упокой выпьем. Сейчас рюмки принесу.
Пока Надя собирала на стол, Карташ тихонько сидел за столоми бездумно разглядывал бесхитростные вырезки из различных журналов, украшающиестены вместо картин. Жалко было девчонку искренне – хотя и не пропадёт вроде,баба-то сильная, да и у Егорки, как у всякого уважающего себя деревенскогожителя, наверняка припрятано немало на чёрный день…
Нельзя сказать, что Алексей был другом их семьи – так,иногда наведывался по делишкам, с Дорофеевым пошушукаться да от службыотдохнуть. Надюха его встречала радушно и вроде бы даже была рада, что муженёксдружился с московским интеллигентом. Если откровенно, если положить руку насердце, то порой забредали Карташу в голову адюльтерные мыслишки, уж больнособлазнительно выглядела юная жена пожилого охотника в сарафанчике чуть нижеколен, но он гнал их от себя нещадно, ибо верно сказано: не балуй, гдеработаешь.
Родом Надя была из какого-то райцентра под Байкальском, иесли б кто сообщил восемь лет назад дочери тамошней сельской учительницы, чтожизнью ей предписано навсегда осесть в Парме, она рассмеялась бы томусказочнику в лицо. И тем не менее… Насколько знал Карташ, подружка изБайкальска, нынче уже позабытая, как-то уговорила Надю поехать вместе с ней насвиданку в здешнюю зону – то ли жених подружкин здесь чалился, то ли простоприятель, не суть. Типа, одной страшно, а вместе будет веселей. Поехали, насвою голову. Свиданку вроде бы так и не дали, зато Надька, школу едвазакончившая, повстречала в Парме Егора Дорофеева – и всё. Любовь с первоговзгляда и до самого гроба. На фиг институты, мама-училка и выгодные партии вгороде. Целый год никто в Парме не верил, что это у них надолго, хотянеобсуждаемый, казалось бы, вопрос о том, что заезжая молодка из «ентелигентов»не пара потомственному охотнику, обсуждался до хрипоты во всех избах. Не верилникто и на второй год. И даже на третий. А влюблённым на всех было начхать свысоты птичьего полёта. Вот ведь как бывает. Алексей вздохнул. Чудны дела твои,господи…
Надя расставила рюмки на столе, села рядом, разлила водку.Выпили не чокаясь. Помолчали.
– Кто его, ты не знаешь? – наконец спросила она.
Собственно, за ответом именно этот вопрос Алексей и пришёл всей дом мертвеца – как бы грубо это ни звучало, но ради выражениясоболезнований, пусть и трижды искренних, он бы не стал подменяться на службе исюда бы не попёрся через всю Парму: успеется ещё. Да и не любил он, признаться,подобных скорбных ритуалов. Тем более, как ни крути, а к смерти Дорофеева онпричастен…