Книга Кровавое солнце - Мэрион Зиммер Брэдли

Личико, напоминающее какого-нибудь сказочного персонажа, эльфа или фею, скорчилось в удивленной гримасе.

— Не могу поверить. Похоже, вы действительно не знаете, кто я. Но это и не важно.

— Для меня важно, — сухо произнес Кервин. — Хотя бы просто ради смеха: скажите, как вас зовут и за кого вы меня приняли — и я тут же удалюсь; не буду мешать вашему… рандеву.

— Но так нельзя, — сказала девушка.

На личике у нее застыло какое-то непонятное выражение, то ли удивления, то ли потрясения — можно подумать, Кервин заявил, что ему остается жить только час. Похоже, за сегодняшний вечер у него развилась премилая способность — до полусмерти пугать людей, безо всякого злого умысла, просто так. Нет, если этот его загадочный двойник появится-таки, Кервин обязательно даст ему по морде — для профилактики, из общих соображений.

— Пожалуйста, не уходите, — проговорила девушка. — Если бы здесь был Кеннард…

— Тани! — прервал ее хриплый басовитый голос.

«Похоже, мир окончательно сошел с ума, — думал, разворачиваясь к новоприбывшему, Кервин. — Интересно, увижу я сейчас свое зеркальное отображение?» Зеркального отображения он не увидел; вновь пришедший был, как и девушка, высок, светлокож, с густой золотисто-рыжей шевелюрой. В первое же мгновение Джефф проникся к нему инстинктивной неприязнью — даже прежде чем узнал в нем рыжеволосого из бара.

Достаточно было одного взгляда — и рыжеволосый скорчил такую мину, будто вот-вот заголосит о вопиющем нарушении приличий.

— Остер, — торопливо произнесла девушка, — я только хотела…

— Землянин!

— Я подумала, это кто-то из наших.

— Это человекоящер с Арктура, — сердито покосился на Кервина Остер. — По крайней мере, так он мне сам сказал.

Затем он обрушил на девушку целый поток слов — скорее всего, на том же загадочном языке, но столь стремительно, что Кервин не понимал ни звука. Впрочем, понимать было и не обязательно: достаточно было слышать тон. Рыжеволосый был страшно разозлен.

— Ну не надо, Остер, не надо, не так все мрачно, — вмешался густой, рокочущий бас. — А ты, Таниквель, прекращай дразниться. — В комнате появился еще один человек, тоже рыжеволосый. Но в его огненной шевелюре мелькали седые пряди, и он сильно сутулился, словно под грузом лет. Глаз его почти не было видно под кустистыми бровями — настолько густыми, что это граничило с противоестественным. — Меня зовут Кеннард, — представился он, — я третий в Арилиннской башне. А из какого Гнезда вы? Кто у вас Хранительница?

Кервин был уверен, что тот так и сказал: «Хранительница».

— Обычно меня выпускают гулять одного, — сухо отозвался он.

— Ошибочка вышла, Кеннард, — издевательски произнес Остер на портовом жаргоне. — На самом деле наш друг… э-э, крокодил с Арктура; по крайней мере, по его словам… Очевидно, он — землянин.

— Но это невозможно! — воскликнул Кеннард.

Джефф решил, что атмосфера становится слишком уж напряженной.

— Глубоко сожалею, — начал он и к собственному удивлению осознал, что обычный вежливый оборот приобрел буквальный смысл. — Я действительно землянин. Но детство мое прошло на Даркоувере, и я привык считать эту планету своим домом. А теперь прошу прощения, если помешал. Доброй ночи, и прощайте.

— Заяц-трусишка! — еле слышно буркнул под нос Остер; или что-то в этом роде.

— Подождите, пожалуйста, — произнес Кеннард; Кервин, уже на полпути к двери, обернулся. — Если вы располагаете некоторым временем, я хотел бы поговорить с вами.

Джефф покосился на Таниквель и уже готов был уступить; но стоило перевести взгляд на Остера — и это решило дело.

— Спасибо, — вежливо отозвался он, — но я уже опаздываю. Прошу прощения, если помешал веселью.

Остер, брызжа слюной, выпалил что-то неразборчивое.

— Да осветят луны ваш путь, — церемонно поклонился Кеннард.

Таниквель ладошкой зажала рот и замерла изваянием, глядя на Кервина широко раскрытыми золотистыми глазами. Тот замялся, борясь с искушением потребовать объяснений; но возможность пойти на попятный и сохранить при этом лицо он уже упустил.

— Доброй ночи, — повторил он, и тяжелая дверь, закрываясь за ним, громко хлопнула; признание своего поражения почудилось ему в этом хлопке… и предчувствие того, что это еще только начало.

Мелкая ледяная морось сгустилась в зябкий, пронизывающий до костей туман. Кервин поплотнее укутался в накидку и только тут обратил внимание, что она до сих пор на нем. «Боже мой, — промелькнула мысль, — не удивительно, что девушка так была ошеломлена, когда я заявил, что землянин. Должно быть, я смахивал на настоящего психа».

Над темными обледеневшими улицами, скрывая луны и звезды, вихрился густо-лиловый туман, и пахло от него опьяняюще-свежо. Причудливым светящимся деревом проступало через туман здание Миссии, и Кервин понимал, что там его ждут только тепло и уют безо всяких неожиданностей; не исключено, Эллерс уже пришел в себя и, обнаружив, что остался один, вернулся в Миссию.

За кого б его тут ни принимали, хуже не будет, если он еще немного побродит по городу. Господи Боже, это ведь его родная планета! Здесь он родился. Здесь жил. Он не какой-нибудь наивный землянин-космофлотчик, которому строго-настрого наказали: ни шагу из туристского квартала. Он знает город — когда-то знал, по крайней мере — и местный язык. «Оставьте со мной ребенка до семи лет, а потом пускай забирает его кто угодно». Этот суровый древний святой знал, что говорил. Кстати, землянин. Ergo, Кервин — даркованин. И всегда им будет. Он вернулся домой, и, в первую очередь, надо бы хорошенько осмотреться.

На улицах почти никого не было; изредка навстречу попадались закутанные в мех фигуры, сгорбившиеся под напором пронизывающего ветра. С громким топотом Кервина обогнало какое-то крошечное создание — и одного брошенного снизу вверх взгляда зеленых глаз, за которыми светился человеческий разум, было достаточно, чтобы рука Кервина бессознательно дернулась в защитном жесте; ибо кирри — странные существа, они живут электрической энергией и вырабатывают электростатические поля, так что по неосторожности можно схлопотать очень сильный, почти смертельный удар током.

Дрожащая от холода девушка, кутаясь в тонкую меховую накидку, с надеждой бросила на Кервина взгляд и что-то пробормотала, но не на портовом жаргоне, а на языке Старого города, на котором он умел говорить, когда на терра-стандарте еще и двух слов связать не мог (Э, откуда вдруг он это вспомнил?), и Кервин нерешительно замедлил шаг, тронутый грустным взглядом девушки и тем, как она непохожа на официантку из бара; но тут она подняла глаза на его рыжую шевелюру, выдохнула что-то неразборчивое и метнулась прочь.

Джефф медленно зашагал через площадь, смакуя незнакомые запахи и звуки. Он остановился у лотка, где пожилая женщина торговала жареной рыбой; рыба швырялась в громко шипящее прозрачное зеленоватое масло, но под жаровней не было и намека на огонь. Торговка подняла голову, разразилась речью на городском жаргоне — слишком обильно уснащенной сленгом, чтобы Кервин что-то понял — и вручила ему рыбину на зеленом листе. «Интересно, — мелькнула и тут же скрылась мысль, — откуда они берут зеленые листья?» Он выложил на лоток несколько монет, и торговка испуганно отшатнулась; в ее неразборчивом лопотании ему снова почудилось это загадочное слово: «Комъин».