Книга Золото гетмана - Виталий Гладкий

– Далеко отсюда? – озабоченно хмурясь, спросил Полуботок.

– Верст[18]пять-шесть. Едут в шарабане, не быстро. Лошадей жалеют. Так что время есть, – сказал казак; и добавил не без умысла: – Я так торопился доложиться, что едва коня не загнал…

– Добро. Ты свободен. Коня поставь в стойло, пусть им конюхи займутся, а сам пойди к Юзеку на кухню, там тебя накормят, – молвил Полуботок; заметив, как Головатый многозначительно поскреб кадык, он скривился, но все же смилостивился: – Скажешь, что я разрешил, чтобы тебе налили две чарки горилки. Заслужил.

Казак ушел, вполне довольный распоряжением полковника. Тем временем Полуботок позвал управителя, отдал ему необходимые распоряжения насчет обеда, а затем приказал джуре:

– Одеваться!

Полковник по своему служебному положению не мог предстать перед генеральным судьей в простом, пусть и с серебряными пуговицами, кафтане и изрядно потертых бархатных шароварах.

Спустя какое-то время Полуботок посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. В этом наряде он мог встречать хоть самого русского царя, не говоря уже про генерального судью.

Темно-зеленый кунтуш из китайки,[19]вышитый на груди золотыми шнурами, плотно облегал все еще крепкий, несмотря на возраст, торс полковника. Петлицы искусные швеи-мастерицы тоже обшили золотым позументом, а пуговицы представляли собой позолоченные серебряные чашечки, в которые были вставлены крупные рубины.

Под кунтушом, подбитым алым атласом, был одет жупан[20]из серебристой парчи. Стан Полуботка опоясывал украшенный крупным жемчугом широкий шелковый пояс темно-вишневого цвета, который поддерживал темно-синие шаровары с золотыми полковничьими лампасами. На ногах у него были сапоги из красного крымского сафьяна, вышитого серебряными нитями, а на голове красовалась высокая соболиная шапка с бархатным верхом и соколиным пером, закрепленным аграфом[21]с большим изумрудом в обрамлении мелких бриллиантов.

Брать в руки пернач[22]и цеплять к поясу саблю Полуботок не стал. «Чересчур много чести будет для Чарныша», – подумал он не без некоторой фанаберии.

– Подъезжают! – вбежал в комнату юный дворовой казачок, которому поручили следить за дорогой.

Черниговский полковник набрал в легкие побольше воздуха, будто собирался нырнуть с крутого берега в ледяную воду, и вышел на крыльцо, крышу которого поддерживали резные столбы.

Шарабан генерального судьи уже разворачивался, чтобы Чарныш мог стать на расстеленный перед ступеньками ковер. По своему статусу он не мог позволить себе полноценную карету, но казацкие умельцы соорудили для него на задке шарабана что-то вроде кибитки – защиту от непогоды. А на передних скамейках, кроме кучера, сидели джура и помощник Чарныша из крючкотворов. Выезд генерального судьи охраняли четверо конных казаков.

– Ну здравствуй, Иван Федорович! – Полуботок натянул на лицо свою самую приветливую улыбку.

– Здравствуй, Павел Леонтьевич!

Они обнялись и почеломкались. Когда-то Чарныш и Полуботок были боевыми товарищами, но потом их пути разошлись. Тем не менее хорошие отношения остались, хотя полгода назад Чарныш, уже будучи генеральным судьей, принял в производство одно темное дельце, касающееся черниговского полковника, которое могло стоить тому уряда.

Но Полуботок чересчур хорошо знал жадную до неприличия натуру своего бывшего товарища, поэтому не поскупился и отсыпал Чарнышу полную торбу золотых, после чего на деле был поставлен жирный крест.

– Ехал по делам и решил к тебе заглянуть, проведать, – масляно улыбаясь, сказал Чарныш. – Не прогонишь с порога?

– Что ты, Иван! Как ты мог такое подумать?! Я рад безмерно. Прошу до господы. Твоих хлопцев тоже накормят и напоят.

– А хата у тебя ничего… – Чарныш завистливым взглядом окинул обширное подворье полковника и добротный двухэтажный дом с башенками, крытый красной черепицей. – Княжеские хоромы.

– Так ведь ее еще мой батька строил… царствие ему небесное. – Полуботок перекрестился.

Чарныш тоже изобразил крестное знамение где-то на уровне своего тощего живота, и они зашли внутрь дома.

Стол накрыли в большой горнице, которую с полным на то основанием можно было назвать парадной залой. Она была весьма просторной, с высокими потолками и стрельчатыми витражными окнами на западноевропейский манер. Дом Полуботка в Застрижках, как и в центре Чернигова, тоже был двухэтажным, и все остальные комнаты, переходы и коридоры лепились вокруг залы как ласточкины гнезда.

Залу венчал купол наподобие церковного, в цилиндре которого по окружности были прорезаны окна, поэтому среди дня она освещалась наилучшим образом. Деревянный пол в зале, сработанный из шлифованных и вощеных кедровых досок, покрывали пестрые ковры, а на тщательно выбеленных стенах было развешано самое разнообразное дорогое оружие, добытое Павлом Полуботком в походах. В красном углу, как и положено, находился богатый иконостас, перед которым тлела чеканная серебряная лампада, а в дальнем конце залы был прибит к стене богатый ковер с изображение герба рода Полуботок.

Генеральный судья, который не имел дворянского достоинства, но очень к этому стремился, знал толк в геральдике, так как давно подбирал себе герб, достойный его званию, а главное, тщеславию, лишь усмехнулся в небольшие рыжеватые усы, быстро «прочитав» элементы герба черниговского полковника. Герб – немецкий рыцарский щит, на котором был искусно вышит серебряный кавалерский крест над червонным сердцем на черных перекрещенных стрелах в зеленом поле, – только с виду был древним. Король польский Казимир III нобилизировал Еремея Полуботка, родного деда черниговского полковника, лишь в начале XVII века, дав ему герб и шляхетство.

Но если амбициозность щита можно простить, то корона маркиза с навершием (или клейнодом) из перьев – это был явный перебор. Не говоря уже о шлеме с опущенным решетчатым забралом под короной. Судя по нему, герб должен принадлежать, по меньшей мере, особе королевской крови. Но шлем был не золотым, а серебряным, а значит, просто рыцарским, что и вовсе запутывало ситуацию.