Книга Антарктида. Четвертый рейх - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«То-то я думаю!.. Однако мир все еще у наших ног! Могу себе представить, что тогда вытворяет сама секс-инструктор!»
«Вот этого ты себе как раз представить не можешь, — многозначительно ответствовала Норманния. — И не вздумай разыскивать ее и напрашиваться в секс-клиенты».
«Это что, сцена необузданной ревности холодной нормандки?»
«При чем здесь, к черту, ревность?! Ты же знаешь, что я понятия не имею, что это такое — ревность!»
«До сих пор экстазов ревности за тобой действительно не наблюдалось. Тогда почему? Потому что до секс-клиентов она уже не снисходит?»
«Потому что в твоих ощущениях я должна оставаться непревзойденной! Понимаешь, непревзойденной!»
«Но ты в любом случае останешься непревзойденной!»
«Только не после ночи, проведенной с этим сексуальным удавом, скрывающимся под личиной секс-инструктора. После свидания с ней тебе придется то ли долго убеждать себя в моей непревзойденности, то ли откровенно лгать».
«А чтобы этого не происходило, давай будем встречаться как можно чаще», — решил воспользоваться ситуацией фон Готт.
«Не обольщайся, не обольщайся!»
«Тогда хотя бы еще раз, скажем, завтра?» — с надеждой взмолился фон Готт. Вот когда она по-настоящему воспылала — эта его «баварская страсть»!
«Никогда больше! — гордо вскинула подбородок эта юная аристократка. — А если и встретимся, то только через много лет. Так что вспоминай и страдай!»
«Но какой в этом смысл?!»
«В страдании. Я сказала: "Вспоминай и страдай"! С какой бы женщиной ты теперь ни предавался своей обезьяньей страсти, все равно вспоминать будешь только меня, и желать будешь только меня, и страдать будешь только по мне, графине Норманнии фон Криффер. Которая всегда видела себя женщиной у домашнего очага, а не подругой у костра бродяги, но которую вы, жалкий барон, так и оставшийся на всю жизнь Дровосеком, этой житейской привилегии лишили. И никогда впредь не вздумайте утверждать, что мир все еще у ваших ног!»
Август 1943 года. Германия.
Остров Узедом в Балтийском море.
Ракетный центр «Пенемюнде».
Пожалуй, это был один из самых теплых вечеров, которые Герману Шернеру посчастливилось прожить на романтическом прибрежном острове. Южный, пропахший луговыми травами ветер прорывался откуда-то из глубин Померании, устало теребил кленовую листву на аллеях старинного графского парка и незлыми смерчами уходил в сторону теперь уже сиротливо опустевших причалов насквозь засекреченной рыбацкой деревушки Пенемюнде.
Когда он утихал, со стороны Поморской бухты на секретный поселок Общества кайзера Вильгельма[17]накатывались будоражащие воображение запахи морских водорослей, уже полуразвалившихся, но все еще пропахших рыбацким потом, баркасов да запутавшейся в неводах детства романтики далеких странствий.
Всего лишь неделю назад унтерштурмфюрер СС Герман Шернер получил звание доктора философии. И ничего, что он, технарь до мозга костей, терпеть не мог философию и философов, а строго засекреченная тема его диссертации касалась «аэродинамических и энергетических основ летательных аппаратов особого назначения», которые, скрываясь под кодовым названием «Проект "Haunebu"», могли означать только одно — летающие диски.
Даже такие киты ракетостроения, как Вальтер Ридель, Вернер Браун и Вальтер Гиль (тоже, кстати, пенемюнденские «доктора философии»), допущенные до ознакомления — только в секретном архиве Испытательной команды Норд[18]и только в присутствии ни черта не смыслившего в этой тематике особого уполномоченного СД, — и те листали его объемистый труд с мистической дрожью в руках. Предчувствуя, что соприкасаются с чем-то таинственным и почти потусторонним.
И если сейчас, стоя на веранде изысканного в своей древесной простоте шведского коттеджа, молодой офицер СС и столь же молодой доктор философии предавался каким-то философским изысканиям, то касались они исключительно его собственного восхождения на вершину германской науки, на эту «Фудзияму славы и духа».
Выпускник берлинского Университета Фридриха-Вильгельма (того же, что и научно-технический руководитель[19]Пенемюнденского Центра тридцатитрехлетний барон Вальтер фон Браун), он уже со второго курса углубленно увлекался аэродинамикой. А затем благодаря своему отцу, начальнику Секретного отдела Берлинской высшей технической школы, познакомился с сутью работ специалиста по ракетным двигателям профессора Гельмута Вальтера и специалиста по расчетам ракетных траекторий доктора Эрнста Штулингера; с изысканиями алхимика из группы ракетного топлива концерна «ИГ Фарбениндустри» доктора Фрица Гаевского и некоторыми техническими проектами инженера Эберхарда Рееса, которого совершенно недавно Браун назначил директором Пенемюнденского ракетного завода.
Это отец, оберштурмбаннфюрер СС Максимилиан Шернер, опытный инженер-авиатор из благородного рода саксонских маркграфов Шернеров, ненавязчиво сводил его с нужными людьми, популяризировал научные взгляды и первые научные публикации сына, а главное, никогда не скупился во время застолий в кругу военно-технической элиты. Это он создавал для своего Шернера-младшего уникальное досье из работ, имен, патентов и технических идей, благодаря которому Герман постепенно превращался в обладателя почти энциклопедических знаний в области авиа— и ракетостроения.
Однако по-настоящему Герман Шернер нашел свое истинное увлечение только тогда, когда, с помощью начальника исследовательского отдела министерства авиации Вольфрама фон Рихтгофена, отец сумел добиться для него доступа к совершенно секретным материалам, связанным с летающими дисками, время от времени появлявшимися то над Германией, то над Францией, Италией и некоторыми другими странами — неизвестно откуда и непонятно с какой целью.
Охваченный романтикой этих наблюдений, свидетельств и версий, Герман ознакомился с ледовой космогонией Ганса Гербигера, вступил в общество «Туле» и освоил основные принципы так называемого конвертора Ганса Колера, основанного на принципе превращения гравитационной энергии в электрическую. Это была прекрасная пора познания, когда Герману, еще в университете прозванному Провинциальным Умником, казалось, что он вот-вот подступится к тайне со времен Александра Македонского известных «солнечных дисков» и создаст принципиально новый летательный аппарат, позволив благодарным современникам назвать его просто и скромно — шернером или шернеролетом.
