Книга Сокровище Беневентов - Патриция Вентворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кандида поймала озорной взгляд Дерека, и ее настроение несколько улучшилось. Она прилежно выслушала рассказ мисс Оливии о том, как Уго ди Беневенто бежал из Италии в середине семнадцатого века, прихватив с собой нечто, что впоследствии стали называть Сокровищем Беневентов.
— Он стал жертвой какого-то политического скандала — в те дни это было делом обычным, — и семья поспешила отказаться от него: мы всегда считали этот поступок недостойным, величайшей трусостью. Возможно, именно это событие стало причиной всех несчастий, которые обрушились впоследствии на этот род. Вы, несомненно, помните, что в тысяча восемьсот шестом году Наполеон даровал территорию древнего герцогства этому выскочке Талейрану вместе с титулом князя Беневенто. После падения Наполеона герцогство снова стало частью Папской области — до восемьсот шестидесятого, когда оно воссоединилось с итальянским королевством. Нашего предка хорошо приняли в Англии. Он женился на девушке из богатой семьи по имени Анна Когхилл и построил этот дом. Конечно, с тех пор Андерхилл не раз обновлялся и перестраивался. Эта комната, например, в восемнадцатом веке была существенно расширена и переделана. И после Уго в нашем роду было заключено много выгодных браков. Итальянское окончание фамилии было отброшено и Беневенты вошли в число знатнейших английских семейств. Вот почему отец так негодовал по поводу замужества Кандиды. Отец Джона Сейла, насколько мне известно, был всего лишь фермером, и то, что его сын руководил службой, отнюдь не оправдывает ее выбора.
Кандида покорилась судьбе. Тетушки жили в прошлом, и бесполезно было пытаться вытащить их оттуда. Но если честно, она куда больше гордилась родством с выбившимся в люди мелким землевладельцем, чем с Уго, который сбежал из Италии, прихватив фамильные драгоценности, и который женился на богатой наследнице, но тетушкам об это лучше не знать.
Мисс Оливия продолжала перечислять события из жизни предков: рождения, браки и похороны многочисленных Беневентов, а мисс Кара кивала головой и иногда вставляла пару-тройку слов. Все происходящее было каким-то холодным и нереальным, но по-своему интересным. Рассказ тетушек напоминал картины средневековых мастеров, но их так трудно было связать с живыми людьми, которые для них позировали. У этих людей были свои печали и радости, надежды и страхи. Они теряли своих возлюбленных и близких, они теряли сердце, голову и даже жизнь, они сражались и побеждали или же, наоборот, терпели поражения.
Очень интересно было представлять этих людей живыми и вполне реальными, и Кандида сама не заметила, как настроение ее стало меняться. В конце концов, это были ее предки, и совсем не мешало хоть что-то о них знать. Ее глаза повеселели, а на щеках заиграл румянец.
Дерек Бердон наблюдал за ней с искренним восхищением. Она могла бы оказаться бледной вялой девицей с холодными рыбьими глазами или одной из этих костлявых вешалок, напрочь лишенных положенных молодой женщине соблазнительных округлостей. И ему все равно пришлось бы сопровождать ее и всячески развлекать, так что, можно считать, ему еще крупно повезло.
А лекция все длилась и длилась: генеалогическое древо Беневентов было необычайно раскидистым.
В тот вечер Кандида отправилась к себе приободренной: все складывалось не так уж плохо. Ужин был сервирован Джозефом в огромной, похожей на пещеру столовой, с мрачных стен которой на сидящих за столом мрачно взирали предки, изображенные на портретах. Но сам ужин был великолепен: суп, рыбное суфле и десерт. А затем они снова вернулись в белую гостиную.
Оказалось, что у Дерека очень приятный голос и он неплохо играл на рояле. Рояль был белым и ослепительно блестел. Кандида и не заметила, как ее подвели к этому роскошному инструменту. Выяснив, что она знает, Дерек уговорил ее спеть с ним дуэтом. Леди Беневент, сияя, ободряюще зааплодировали, и вечер прошел весьма приятно.
Когда она поднялась в свою спальню, то обнаружила в комнате девушку, которая собиралась положить в постель грелку с горячей водой. Девушка была хорошенькая, с темными, очень живыми глазами.
— О, благодарю. Ты — Нелла? — Кандида дружески улыбнулась ей.
Та кивнула.
— Это все из-за тети, это она придумала так меня называть — на итальянский манер, — произношение и даже манера смеяться выдавали прирожденную кокни. — Это меня немного раздражает, но что поделаешь?
— Значит, на самом деле тебя зовут Нелли? — догадалась Кандида.
— А то как же. Моя старая бабушка, которую я не помню, переехала сюда вместе с тетей в тысяча девятьсот первом и вышла замуж за ирландца, а их дочь — моя мама — за шотландца, его фамилия Браун, и теперь они живут в Бермондси. Ну и что во мне итальянского? Я — настоящая англичанка, которая родилась и выросла в Лондоне.
Я — жительница столицы и не желаю быть никем другим!
Но с тетей лучше об этом не говорить — все равно не поймет. И как ей не надоест торчать столько лет в этой мерзкой глуши, — девушка энергично пожала плечами. — Нет, такая жизнь не по мне!
Кандида рассмеялась.
— Тебе не нравится жить в деревне?
— Мне — в деревне? — голос коренной уроженки Лондона обиженно зазвенел. — Я здесь сама не своя! И ноги бы моей тут не было, если бы тетя не вбила себе в голову, что мне здесь будет лучше, и еще глазной врач — он сказал, что если я не дам своим глазам отдохнуть, то крепко об этом пожалею. Я вообще-то вышивальщица, но эта работа требует слишком большого напряжения, придется поискать себе другое занятие. На самом деле я собираюсь замуж, так что когда тетя стала меня заманивать, да и деньги обещали хорошие, я решила, ладно, потерплю, побуду сколько вытерплю. Что-нибудь еще нужно, мисс Сейл?
— Нет, спасибо. Спасибо за грелку.
Уходя Нелла широко улыбнулась. Кандида чувствовала, что очень скоро ей расскажут все-все о женихе и о прелестном гарнитуре, который они непременно купят после свадьбы.
Кровать была такой уютной, а грелка с горячей водой — действительно горячей, но прежде чем Кандида успела всласть понежиться, волны сна унесли ее прочь. Она скользнула в его глубокую пучину и забыла обо всем на свете.
Когда большая часть ночи миновала, поля за оградой усадьбы затянулись тонкой пеленой мелочно-белого тумана, волны глубокого сна без сновидений схлынули, открыв путь грезам. Кандида продолжала спать, но теперь ей снились сны. Первый перенес ее на шесть лет назад: вот пальцы левой руки намертво вцепились в крошечный выступ скалы, а ногтями правой она пытается зацепится за узкую щель. Ее ступни еле умещаются на узком карнизе. В любой миг она может сорваться и упасть на скалы! Сон этот был не нов, он снился ей все эти годы — когда она слишком уставала, была напугана или что-то напоминало ей о том случае. Со временем он стал сниться все реже и реже.
В выпускном классе он не приснился ей ни разу, но потом, когда заболела Барбара, сон вернулся. Иногда он заканчивался падением, иногда его прерывала вспышка, и в следующее мгновение она видела себя уже на верхнем карнизе и слышала голос Стивена: «Теперь все будет в порядке». Если сон заканчивался падением, Кандида всегда просыпалась прежде, чем успевала долететь до скал. Этой ночью все было немного иначе: она не упала и не попала на верхний карниз. Она услышала, как Стивен окликнул ее из лодки, и обернулась. На самом деле она не смогла бы этого сделать из страха сорваться, но во сне обернуться было очень просто. Кандида посмотрела вокруг и увидела Стивена, летящего к ней над темной водой, на ногах его крылатые сандалии — как у Персея в мифе об Андромеде. Крылья были видны очень хорошо — яркие и трепещущие. Его светлые волосы развевались на ветру, он был в старых серых фланелевых брюках, в рубашке с расстегнутым воротом, и в своем твидовом пиджаке. Но внезапно он исчез, а потом исчезли скалы и море. Теперь перед Кандидой была стена с маленьким окошком, перед которым лежала регистрационная книга. Она только что написала в ней свое имя — Кандида Сейл, и кто-то произнес: «Какое необычное имя». Слева и справа от нее стояли две старушки, заглядывая через плечо в книгу. Одна из них сказала: «Как приятно прогуляться вечером по пляжу!», а вторая кивнула, соглашаясь. Тут одна из них сказала: «Прилив начнется только в одиннадцать!»