Книга Дети Белой Богини - Наталья Андреева

- Шнурки хотел завязать. Гляжу - он лежит Думаю, хорошая вещь, в хозяйстве пригодится. А ты здесь какими судьбами? Вроде бы должен быть на работе. Это я человек свободный.

- Да вот, проходил случайно, - растерянно пробормотал Герман, но потом быстро взял себя в руки: - Решил посмотреть, не осталось ли здесь еще каких-то вещдоков. Владелец машины рвет и мечет. Скандал устроил у меня в кабинете. С ним надо осторожно: большой начальник.

- Ну да. Ты с такими не ссоришься.

- А тебе, как я вижу, не полегчало, — мрачно сказал Герман.

- Ты ломик-то возьми. И думай, кому можно врать, а кому нет. Ты ж старший следователь, вещдоки собирать и носить их к эксперту - не твоя работа.

Горанин взял железку, взвесил ее в руке.

- Что, тяжеленькая? - усмехнулся Завьялов. -Такой если садануть по башке, мало не покажет­ся? А?

- Слушай, ты бы шел домой. Все люди сери­ал смотрят...

- Да уж с тобой ничто не сравнится, никакие сериалы. Ты - самый главный в городе сериал. Сто серий, и все про любовь. Какая им в жарких странах и не снилась. Вот и к Верке ходишь по ночам. С большим начальником бабу делишь.

- Кто сказал? - зло выпалил Герман.

- Засекли тебя. Так что ты того, осторожнее. |Говорят, мэрова дочка на днях возвращается.

- Ты бы не лез не в свое дело, Зява, - нахму­рился Горанин.

- Что, и на свадьбу не позовешь?

Герман быстро с собой справился. Сказал ми­ролюбиво:

- Что ж ты в гости не заходишь? Я все жду, жду...

— А я тебе теперь нужен?

- Ты мне всегда нужен.

Взгляд у Горанина.был чист, как у ребенка, карие глаза ласково сияли. Если бы он не был та­ким великим актером, перессорился бы уже с доб­рой половиной города. Но даже несмотря на мно­гочисленные романы с чужими женщинами до сих пор обходилось.

- Ладно, зайду как-нибудь, - кивнул Алек­сандр. - А сейчас пойду. Сериал смотреть. Мое дело пенсионерское. А тебе ж, друг Герман, на работу надо. Так?

- Да. На работу, - эхом откликнулся Герман.

- Ну, давай.

Завьялов вяло пожал Горанину руку. В дру­гой тот держал ломик. Зимой сам он таким же разбивал ледяную корку, очищая дорожку к са­раю. Теща как-то поскользнулась и сломала ногу, подобного решили больше не допускать. А однаж­ды он видел, как таким же ломиком орудовал Гер­ман. Ворота его гаража заледенели, чтобы от­крыть их, надо было потрудиться, но Горанин расправился со льдом в два счета, силы в нем было не меряно.

Такие ломики были почти в каждом доме. Любой автовладелец держал их в багажнике: зимы в N снежные, частые оттепели перемежа­ются с лютыми морозами. Лед намерзает у поро­гов многоэтажных домов, и во избежание несча­стных случаев городская администрация издала распоряжение: колоть и убирать.

Как бывший оперативник Завьялов знал: здесь ничего не поймаешь. Если человек покусился на машину такого большого начальника, да еще и сотрудника ГАИ, значит, был либо очень уж уве­рен в собственной безнаказанности, либо сошел с ума. Ловить что суперменов, что сумасшедших -занятие практически безнадежное. За первым -сила тугого кошелька и большой должности, за вторыми - непостижимость и нелогичность бе­зумия. Какая выгода разбивать машину? Никакой! Если б угнали, тогда другое дело. Вора поймать гораздо проще.

Чутье подсказывало: все только начинается. Если бы найти тот рисунок! Если бы найти... Герман уходил, беззаботно насвистывая.

День четвертый

Прошло какое-то время, и погода испортилась. Начался октябрь. После светлой солнечной поло­сы наступила темная, не делящаяся на времен­ные отрезки. Просто ПОЛОСА. Еще один долгий день бесполезной теперь жизни, только на этот раз пасмурный, мрачный. Настроение Завьялова сильно зависело от капризов погоды. Он стал брюзжать, раздражаться. Самое ужасное, что не мог с собой справиться. Ну не мог, и все тут!

Маша молчала. Разговор их теперь сводился к фразам, в быту необходимым:'«Есть будешь?», -«Буду» или «Нет, не буду», «Я ухожу на работу», -«Хорошо». Если бы хоть один из диалогов они попытались развить, все окончилось бы ссорой.

Например:

- Я ухожу на работу.

- Ах, ты намекаешь на то, что мне никуда не надо! Что я бездельник!

- Перестань цепляться к словам!

На то, чтобы до этого не доводить, ума у жены хватало. Она уходила молча, приходила, когда он еще спал. Вернее, валялся в постели. Из всех удо­вольствий, доступных простому человеку, это са­мое безобидное. А еще сон. Но со сном были про­блемы. Он боялся увидеть в очередном сне что-• нибудь отвратительное. Например, разбитую вит­рину. В последние дни это стало навязчивой иде­ей. В магазине мужской одежды давно уже висел костюм. Серый, из плотной немнущейся ткани в мелкий рубчик. Заходил туда как-то с Машей и модную вещь отметил. Потом магазин отремон­тировали, продавцы оформили новую витрину и выставили костюм там. Манекен напоминал Гер­мана, правда, был Слишком уж худощав, хотя в правильных чертах лица прослеживалось сход­ство.,И в том, как сидел на манекене костюм – ни единой морщинки. Костюм стоил очень дорого, но Александр прекрасно знал, у Германа такой есть. И костюм, и галстук. Одежду ему подбира^ ли в этом магазине. По слухам одну из молодень­ких продавщиц Горанин не обошел своим вни­манием.

Теперь мимо этого магазина Завьялов не мог ходить спокойно. Хотелось взять камень и запус­тить им в красивое лицо Германа или в того, кто казался ему Германом. Ненависть на этот раз за­топила берег души, не оставив ни единого сухого клочка. Он ею просто захлебывался.

Очередная стычка с Машей произошла из-за сигарет.

- Ты бросишь наконец курить? - возмутилась жена.

После истории с разбитой машиной он вновь подсел на сигареты и стал курить еще больше. Словно изголодавшийся, набросился на никотин. Маша проявила характер: выкинула все сигаре­ты. Ссориться он не стал. Что толку? Жена пра­ва, курить ему нельзя. Заботится о его же здоро­вье. А о душе кто позаботится?

Чтобы забыться, вновь выпил снотворного. Не слышал, как ушла жена, так крепко уснул. Оч­нулся часа в три ночи, включил свет и нашел пап­ку с листами ватмана. Ему до смерти захотелось нарисовать разбитую витрину. Ну просто сил не было! И он это сделал. Теперь в витрине лежал растерзанный манекен. Раздетый. Удовлетворен­ный, он положил рисунок на стол, лег в постель и вновь забылся. Стало вдруг так легко! Дело сделано. Герман теперь не будет ходить таким пижо­ном. Почему-то возникло чувство, что этим ри­сунком здорово тому насолил.

Разбудил его аромат кофе. С ночного дежур­ства пришла Маша, значит, скоро будет завтрак. Он почувствовал голод и вскочил с постели. Краем глаза отметил, что рисунка на столе нет. Нет? Должно быть, жена выбросила. Такое отврати­тельное художество нельзя держать в доме. Раз­битая витрина, поломанный манекен, словно мер­твец. Похоже на действия какого-нибудь манья­ка. Бр-р-р...