Книга Особняк - Ольга Панова

– Должно быть, это плотник. Перед тем как его нанять в этот дом, я предупредил, чтобы к закату солнца он покинул особняк. Видимо, он ослушался меня – и вот результат.

Вместе они поднялись на третий этаж и направились в комнату. Дверь была приоткрыта.

– Ты останься здесь, я войду первым, – дворецкий осторожно заглянул внутрь.

– Нет, я здесь одна не останусь.

В комнате было темно. Дворецкий медленно вошел, освещая канделябром стены и пол.

– Никого. Должно быть, он выбежал отсюда.

– Значит, нам следует обыскать дом?

– И не мешкая. Кто знает, что могло на этот раз приключиться, – Михаил повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.

Мария взволнованно прошептала, глядя на его побледневшее лицо:

– Что ты видишь?

– Смотри, – и он указал в темный угол за дверью.

Кухарка с замиранием сердца подошла ближе и встала за его широкой спиной. На полу сидел тот самый плотник. Все волосы на его голове были седыми, как у глубокого старца. Словно китайский болванчик, раскачивался он из стороны в сторону, сжимая в руках ржавый гвоздь. Он еле слышно читал молитву, повторяя ее скороговоркой. Едва закончив, начинал сначала.

Дворецкий подошел ближе и присел перед ним на корточки.

– Мария, смотри, весь пол вокруг него исцарапан гвоздем. Зачем было так делать?

– Он очертил вокруг себя защитный круг. Так делают, если видят ведьму.

Плотник застыл и вдруг поднял голову. В глазах читалось безумие вперемешку с неподдельным ужасом:

– Я все видел. Я видел, слышите меня. Это была ведьма. Она не оставит никого в покое. Все умрут. Все, кто живет в этом доме, обречены. Нужно бежать отсюда. Бежать куда глаза глядят. Не оглядываясь.

И он снова стал качаться из стороны в сторону, рассматривая гвоздь в руках. Теперь на его лице расплылась улыбка, и он стал хихикать как маленький ребенок.

– Нужно сходить за доктором. Сдается мне, мы ничем не сможем помочь несчастному.

Дворецкий направился к камину. Нам на полке стоял железный подсвечник. Он зажег свечу и передал ее Марии:

– Оставайся здесь, я скоро приду.

– Нет, я не останусь здесь ни одной минуты, – ее голос дрожал, – пойдем вместе.

– Ну, хорошо, ступай к себе на кухню. Я схожу один.

Женщина согласно кивнула. Вместе они покинули комнату, оставив на камине зажженную свечу.

Спустя час они вернулись вместе с доктором и его помощником.

– Ну-с, что я могу вам сказать, этот мужчина определенно не в себе. – Петр Петрович отошел от поседевшего плотника и снял перчатки. – Сейчас сделаю успокоительный укол и на этом все. Моя работа закончена.

Кухарка переглянулась с дворецким:

– Вы думаете, он оправится?

– Сложно сказать. Чтобы прийти в себя, возможно, ему понадобится несколько дней, а может быть, и лет. В любом случае я не могу этого утверждать. На его теле я не нашел следов насилия. Все говорит о том, что здесь борьбы не было. Просто мужчина получил глубокий шок при непонятных моему уму обстоятельствах.

Он внимательно посмотрел в глаза прислуги:

– Если верить вашим словам, этот человек был здесь совершенно один. Ни посторонних людей, ни домашних зверей здесь находиться не могло. Следовательно, он видел нечто, что потрясло его разум. И это отразилось на его нынешнем облике. Поверьте моему опыту, в один день волосы так просто не белеют. Они белые как мел. Я хочу сказать, что пережитое стало для него глубоким шоком и, как следствие, наступило слабоумие.

Петр Петрович бросил перчатки в свой чемоданчик.

– Митрий, – обратился он к своему помощнику, – сбегай в госпиталь. Пусть пришлют повозку для несчастного.

– Что с ним станет?

Доктор пожал плечами и посмотрел на Марию:

– Доллгаузе разберутся, что с ним делать.

Кухарка не поверила своим ушам.

– Его отправят в желтый дом? Но это так жестоко! Что скажут его родственники? Его жена?

– Вот именно, – доктор направился к двери следом за Митрием. – Отправьте посыльного к его родным, пусть сами решают этот вопрос. В конце концов, в сумасшедшем доме тоже люди живут.

От жалости к несчастному кухарка сжала полу фартука. Всем было хорошо известно, как лечат душевнобольных. Кровопускание, опий и противные пиявки были не самым ужасным. Хуже были одиночные камеры без света и свежего воздуха, где на каменном полу, покрытом плесенью, – грубая солома и крысы. Кроме всего прочего, смирительные рубашки и бесконечные вопли душевнобольных из соседних камер.

Митрий отправился выполнять поручение доктора. Сам Петр Петрович покидать особняк не спешил. Опираясь о массивные перила, он спросил у сопровождающего его дворецкого:

– Все-таки странный случай. По крайней мере, в моей практике это происходит впервые. Здоровый мужчина днем и сумасшедший к вечеру. Вы не находите?

– Абсолютно не нахожу, – дворецкий прошел мимо, освещая путь канделябром. – Должно быть, он переутомился, работая на крыше. Я почти уверен, что завтра он придет в себя.

– Я несколько иного мнения.

Дворецкий сошел с лестницы и направился через весь холл к дверям. Перед тем, как их открыть, он заглянул за шторку:

– Вас ожидает коляска.

– Благодарю. Тем не менее, не могли бы вы мне сообщить, что вам известно о случившемся?

– Ничего, – дворецкий протянул доктору перчатки и трость.

– Вы уверены?

– Можете не сомневаться.

Петр хотел спросить что-то еще, но передумал и шагнул к двери:

– Всего доброго.

Он понимал, что дворецкому хорошо известно, что именно происходит в этом доме. Известно гораздо больше, чем кому бы то ни было, но он молчал. Наверное, только под пытками расскажет, что за проклятье преследует этот особняк.

На улице было тепло. Прежде чем спуститься с крыльца, Петр Петрович вдохнул в легкие свежего воздуха.

Коляска действительно стояла у ворот. Кони спокойно смотрели вперед, иногда кося глазом.

Яркие фонари освещали тротуар. Мимо проскакал одинокий всадник. Два джентльмена неспешно прогуливались по противоположной стороне улицы.

Наконец, доктор надел перчатки и сошел с крыльца мрачного особняка. Прежде чем сесть в коляску, он вдруг остановился и посмотрел на угол дома. Из калитки для прислуги осторожно вышел горбун.

Озираясь по сторонам, он тихонько направился вперед, пересекая улицу. Доктор сам не понимал, зачем именно он так смотрит на этого человека. Наверное, из-за его уродства.

Между тем горбун приблизился к экипажу, запряженному четверкой вороных коней. Дверца перед ним распахнулась, и он сел внутрь.