Книга Другие правила - Валерий Большаков

— Однако! — крякнул довольно Сулима. В глазах Жилина возникло холодное свечение, но быстро погасло — вовсе не его хворый организм вызвал улыбочку у главного секретаря.

— «Представлен к награждению орденом „Серебряного трилистника“ 2-й степени… — вычитывал Сулима, — орденом „Полумесяца“… „Освобождения Сибири“ 2-й степени… командор ордена Почетного легиона… „Льва и Солнца“… две „Серебряных звезды“… Ого! Орденом Святого Георгия Победоносца 2-й степени! Ничего себе… Да вы, батенька, герой!

Жилин поморщился. Герой… Какой там, к черту, герой? Награды доставались ему не кровью даже, а потом — сколько он перемесил грязи на одной гражданке! А демилитаризации чем лучше? Ну да, там слякоти не было — была пыль. Облака пыли. Непроглядные тучи. Особенно в Восточной Африке, в горах Ингито и Чиулу. В Серенгети-Цаво вообще мрак был… Пыль стягивала корочкой потное лицо, забивала нос и рот, резала глаза… А на перевалах Ладакха и Каракорума был холод. Настоящий колотун, никакие куртки с электроподогревом не спасали — колючистый ветруган продувал насквозь. «Крыша мира»! И ты на ней, как Карлсон — только без зеленого домика за трубой… Идешь в дозор, хапаешь ртом хиленький воздушок и слушаешь, как дико визжат и воют подвигающиеся ледники… Работа это была, а не геройство, работа! Тяжелый, выматывающий труд, изредка доставляющий приятство победами и восстановлениями справедливости, чаще омерзительный и даже ненавистный, грязный, но все еще необходимый труд.

— Скорее ассенизатор, — сухо сказал Жилин. — Честь имею.

Сулима сощурился.

— Такова жизнь, батенька, — сказал он. — Мир изменился, а люди… Какие были, такие и остались! М-да… Машина! — прикрикнул Сулима на компьютер. — Ты мне тут не ерунди! Я же сказал — режим обычный! Я тебе что, два раза должен повторять?!

— Выполнено, — ответил комп.

— Выполнено… — проворчал Сулима. — Что-то я еще хотел у вас спросить… Кхе-кхм… Вы где родились, Глеб Петрович?

— В Асхабаде. — Жилин помешкал секунд несколько и добавил: — Закаспийского округа.

— Это-то я знаю… Полных сорок вам будет?

— Сорок первый пошел… — вздохнул Жилин.

— Нечего вздыхать, — проворчал Сулима. — Это мне надо вздыхать, а не вам… Женаты, нет?

— Нет, — лаконично ответил Жилин.

— Ясненько… Воспитывались вы где?

— В Ольвиопольском учебном центре. Учитель Строев.

— Учитель Строев… — механически повторил главный секретарь. — Хочу кое-что занести себе в информаторий, — объяснил он, не отрываясь от экрана, — где родились, где женились… — Сулима убрал волосы со лба и сощурился. — Скажите: «И чего пристал? Взял бы да и вызвал ЦГИ, коли так приспичило…»

— Нет, ну почему же… — вежливо возразил Жилин.

— Да ладно… — пробурчал Иван Михайлович и посмотрел на часы. — Должен подойти профессор Йенсен… — Он быстро, внимательно взглянул на Жилина. — Подождите, подождите… А вы, случайно, на Таити не служили?

Губы Жилина сложились в усмешку, и тонкие черточки незагорелой кожи у глаз ужались морщинками.

— Случайно, служил.

— Десантником?

— Оперативником.

— Вот оно что… — затянул Сулима. Он осторожно отнял пальцы от биотерминала и поднялся. — А я тут сижу, голову ломаю — и откуда это мне так лицо ваше знакомо?

Главный секретарь оказался рослым хомбре, в меру упитанным и слегка сутулым. Медлительной, развалистой поступью он приблизился к окну и отмахнул рукой челку.

— А оно вон что… — проговорил Сулима. — В Фааа[3]вы стояли как будто?

— Так точно.

— Ну, я же помню! Это сейчас я в начальство выбился, а тогда… — Иван Михайлович мечтательно закатил глаза. — Эхе-хе… Лет десять уже прошло… да больше! Когда изолировали Таити? В 73-м? Нет, вру, не в 73-м, а в 70-м. Или в 73-м? Да, в 73-м. Помню, что десять лет назад. Ну правильно — в апреле 73-го! Ваша опергруппа ставила блокаду, а мои десантнички прочесывали перешеек Таравао и весь Таити-Ити[4]…

— Ух и жарко было… — усмехнулся Жилин и потер тонкий шрам на щеке. — Там и без того не холодно, но в тот день… Кошмар. Эти чертовы тэне[5]лупили из плазмоганов куда попало…

— Да уж, — хмыкнул Сулима. — Мне Тавита потом все расписал… Может, знаете его? Такой был полноватый деми[6]— Тавита Вефаунуи. Всегда улыбался, его еще Зубаткой прозвали. Он сейчас капитаном на «Матаатуа»… Так он мне звонил как-то, рассказывал… После того боя мальчишки из Папеэте еще неделю или две из песка фульгуриты[7]выковыривали — туристам на сувениры…

Они немного помолчали.

— И все равно, — решительно сказал Сулима, — что бы там ни говорили, а Таити был прекрасен!

— Да, — с чувством изрек Жилин.

— Какие закаты, а пальмы, а как пахли тиаре апетахи! Пиршество красок и благорастворение воздухов! Я, кстати, там и женился.

— На вахине[8]? — понимающе улыбнулся Жилин.

— Умгу. Моя Рани целую неделю меня выхаживала — какая-то сволочь, понимаете, в спину пульнула, да еще и разрывной. Госпиталь наш разместили в отеле «Таароа интерконтиненталь», и вот я лежу пластом, а Рани порхает вокруг в цветастом парео, красный цветок гибискуса в волосах… Прелесть! Что-то я совсем заговорился… — нахмурился Сулима и убрал волосы со лба. — Ну, ладно…

Задумчиво выпятив нижнюю челюсть, он подвигал ею — привычка, характерная для него в минуты размышлений, — и сказал самым обыденным тоном, каким спрашивают, будете ли вы кофе со сливками и сколько положить сахару:

— Мы тут посовещались и решили назначить вас, Глеб Петрович, главным киберинженером проекта. — Иван Михайлович замолк, словно выжидая, пока Жилин переварит услышанное. — Согласны?..

— Согласен, — твердо сказал Глеб. Снова, как давеча в коридоре, накатило ощущение молодости, здоровья, блестящей будущности…

— Ну, вот и отлично, — неожиданно благодушно сказал Сулима и протянул Жилину листок с приказом. — Зафиксируйте.

Глеб пробежал глазами сухие, отцеженные строчки и приложил палец к точке опознания.

— Умгу… — поблагодарил Сулима. На пульте селектора планетарной связи вспыхнул зеленый квадратик, и хорошо поставленный голос секретаря-автомата произнес: