Книга Мето. Дом - Ив Греве
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! — выкрикивают все хором.
Круг расходится. Игроки встают по местам, вращая головами. Сегодня мы разыграем партию, уже записанную в каталоге. Уже три недели подряд никто не предлагает ничего нового. Может быть, уже испробованы все возможные стратегии. В книге, где собираются описи всех стратегий, есть одна, придуманная мной. Под кодом «Мето 2.1». Мне кажется, я разгадал смысл этой непонятной нумерации. Два означает, что я второй Мето в Доме, в любом случае второй предложивший стратегию, а один — то, что это моя первая принятая комбинация. Никогда ни один из Цезарей не подтверждал моей гипотезы: о прошлом не говорят.
— Прошлое, — как говорит Цезарь 2, — это история других, а мы должны заниматься только своей собственной историей.
Игра в зале называется «инч». Цель игры для каждой команды — суметь забросить мяч из ткани, набитой шерстью, в квадратное двадцатисантиметровое отверстие в стене на стороне лагеря соперников, всячески мешая при этом команде противника сделать то же самое.
Разрешены любые приемы: можно толкать, валить, давить противника. Положения вне игры не существует. Внутри команды у каждого своя определенная роль. Есть чистильщики, отвечающие за «расчистку зоны ворот», пробиватели, разрывающие линии обороны противника, и забойщики, призванные забросить мяч в отверстие. Это настоящие спортивные виртуозы, поскольку они самые ловкие и самые точные. Игра останавливается, как только мяч попадает в цель.
Ах да! Я забыл самое главное: все перемещения происходят на четвереньках, а мяч нужно держать зубами. Эта игра очень жесткая. Во время нее тратится очень много энергии. Те, кто держит мяч в зубах, должны беспрестанно крутить головой, чтобы противник не смог его отнять.
Я — забойщик, из-за недостатка мышечной массы. Матч начинается. Аппий — очень зрелищная стратегия. Наш пробиватель Клавдий вгрызается в шар, четверо игроков сжимают его и увлекают на прорыв вражеской линии. Он широко расставляет ноги и руки, чтобы захватить и как можно сильнее придавить противника к полу, падая на него сверху. Затем каждый играет свою роль. Пользуясь эффектом, произведенным Клавдием, я незаметно проскальзываю за линию борьбы и начинаю быстро перемещаться справа налево и слева направо, ловко уворачиваясь от ударов. Такие перебежки туда-сюда сильно изматывают. Я чувствую, что у меня будет всего один шанс за весь матч, потому что контратаки зачастую просто убийственны. К тому же Тит, мой партнер по борьбе, играет роль забойщика в команде противника, а он настоящий гений по части попадания в цель.
Я получаю удар в спину. Это защитник задел меня ногой, пытаясь вырваться из когтей чистильщика. У Клавдия мяч все еще во рту. Он обдает всех потом и слюнями, неистово крутя головой. Наконец-то он меня увидел. Он делает точный пас. Я получаю мокрым шаром по физиономии. Падаю ниц, закусываю мяч. Приподнимаюсь, инстинктивно тянусь в направлении ниши прежде, чем успеваю почувствовать вес чистильщика, который заскакивает на меня и придавливает к полу. По короткому свистку я понимаю, что все кончено. Я успел забить. Мы выиграли. Ученики поднимаются и помогают тем, кому плохо. Каждый проверяет, цел и невредим ли он. На лицах мелькают улыбки. Сегодня обошлось без увечий. Все поздравляют друг друга.
После короткого отдыха проигравшие передают друг другу тряпку, которой вытирают слюни, пот и кровь. Больше всего крови течет изо рта: трескаются губы, ломаются зубы. Затем все тщательно складывают детали панциря в корзины. Намокшие комбинезоны и мяч — в отверстие для грязного белья.
Только под душем можно по-настоящему разглядеть раны на теле: синяки, укусы, царапины, порезы от защитных очков. Никто не жалуется сам и не сочувствует другим. Эту игру любят именно за жестокость.
Когда я впервые увидел других детей, играющих в инч, это напомнило мне картинку из книги про диких животных: два взрослых кабана дерутся из-за куска падали.
Учеба — яркий момент коллективного одиночества: каждый работает сам по себе в своем уголке в окружении еще шестнадцати человек. Ничто не нарушает тишины, кроме мерного звука шагов Цезаря, шелеста страниц и скрипа пера по бумаге.
Некоторые с отсутствующим видом, уставившись в одну точку или закрыв глаза, повторяют урок. Другие беспрестанно пишут страницу за страницей. Есть еще те, кто рисует. В задумчивости и сосредоточении, мы просто не замечаем, как пролетает этот час.
На обеде я пытаюсь переговорить с Крассом:
— Ну, как прошел день?
Он молча смотрит на меня. У него измотанный вид.
— Трудно пришлось?
— Я не знаю. Я… я…
Глотаем еду.
— Жуй хорошенько. Время есть. Не говори, если не хочешь.
— Я слышал про инч. Это ужасно.
— Тебе понравится. Потом.
— Не думаю.
После нескольких ложек еды, словно собравшись с силами, Красс говорит:
— Уроки… длятся очень долго. Я не могу сосредоточиться. Я просто перестаю понимать.
— Это нормально.
— Учеба — хуже нет… Эта тишина наводит на меня страх.
— Если будешь работать, забудешь о страхе.
Он смотрит с тоской. Он похож на пленника в стеклянной камере, которого никто не слышит.
— Я ничего не понимаю. Я ничего не умею. Все остальные…
Он начинает всхлипывать и перестает есть.
В коридоре я кладу ему руку на плечо и пытаюсь успокоить:
— Ты — новенький, но не глупый. С каждым днем ты будешь двигаться вперед. Все новенькие начинают как ты. Абсолютно ничего не могут и не умеют. А потом все налаживается.
— Говорят, если не работаешь, лишают еды.
— Это происходит с теми, кто не хочет трудиться, но если ты будешь стараться, тебя поддержат и никто ни в чем тебя не упрекнет. Я попрошусь тебе в помощники.
— Правда?
— Да. Старшие довольно часто помогают младшим в учебе.
Марк и Октавий догоняют меня у умывальников.
— Ну и как? Продолжаешь воспитывать птенчиков? — язвит Марк.
— Смейтесь-смейтесь… Скоро и вам предстоит.
Сегодня вечером Красс укладывается сам. Правда, все равно просит меня проверить.
Я вижу в его глазах беспокойство. Он немного колеблется, потом спрашивает:
— Насчет моего пальто…
— Что?
— Кое-кто мне сказал, что…
Я резко его прерываю:
— Ты что, мне не веришь?
— Что ты, конечно…
— Тогда спи, и не будем об этом.
Инициация Красса наполовину завершена. Он привыкает. Как и предполагалось, на занятиях туман понемногу рассеивается. Скоро я смогу его оставлять на время уроков. Такое шефство мешает мне участвовать в нашей вечерней жизни, потому что моя личная работа должна быть закончена и проверена Цезарем до того, как я присоединюсь к моему подопечному. Так что учусь я один в пустом зале, в то время как мои товарищи вовсю орут за стеной, наслаждаясь азартом игры.