Книга Остров Мирный - Александр Сергеевич Архипов

как-нибудь, переживем здесь года два, денег подкопим, рванем на материк, квартиру купим, там и ребенка можно. Здесь то как мы здесь будем? Здесь ребенка нельзя, здесь – граница. (целует Дашу)

Пауза

ДАША. А как вы где граница определяете, а где нет? На воде же не видно.

МОРЕНКО. Так это очень просто. Пятнадцать километров от берега – это наше. А дальше, уже не наше.

Затемнение

КАРТИНА 8

Гарнизонный клуб. По сцене, среди брошенных декораций, расхаживает капитан Моренко. Берет лежащий на стуле самодельный реквизит, картонную шляпу с полями, обклеенную черной бумагой, снимает фуражку, меряет. Встает в позу фехтовальщика, делает выпад рукой.

МОРЕНКО. Скажи, Джульетта…

В клуб входит старший лейтенант РЕБРИК. Карманы его «хебе» заметно оттопырены.

РЕБРИК. Здравия желаю, товарищ капитан!

МОРЕНКО. И тебе не хворать. (делает выпад в сторону Ребрика). Умри, о подлый Капулетти!

РЕБРИК. Вы чего, товарищ капитан?

МОРЕНКО. Ну смотри, могу же я актером быть?

РЕБРИК. Конечно можете, товарищ капитан.

МОРЕНКО. А ты что бродишь?

РЕБРИК. Так, день рожденья у меня. Вот, в клуб зашел, хотел перед телевизором рюмашку пропустить.

МОРЕНКО. Зачем на телевизор водку тратить? Щас мы сорганизуем что-нибудь (уходит в темноту клуба, гремит там посудой).

РЕБРИК (достает бутылку водки, ставит на стол, скручивает пробку). Я это, товарищ капитан, думаю, сержанта Харитонова, из второго отделения, повоспитывать немного надо. Совсем дембель берега потерял – офицеры в казарму входят, не встает, в койке лежит сучара, совсем наглость потерял.

МОРЕНКО (ставя на стол два стакана). В торец ткни ему два раза, и все дела.

РЕБРИК. Да нет, товарищ капитан. Борзость, может, и собью с него, но мне другого хочется. Они там совсем офигели – во втором отделении, совсем офицеров не уважают. Все под дудку Харитона пляшут. Ну, получит он от меня в торец – дальше что? Тогда вообще героем заделается. Скажет он своим, чтоб на меня длинный и продолжительный хуй клали. И будут класть ведь. Нет, мне бы его технично опустить как-нибудь, чтобы он авторитет и уважение в коллективе потерял.

МОРЕНКО. Так я не понял, учить мне тебя что ли? Ну, подставь его как-нибудь. На воровство, чтобы якобы спер что-нибудь у сослуживцев – а крыса, вор, это до конца службы штампик на лоб.

РЕБРИК (восхищенно). Умный вы какой, товарищ капитан! Я бы не сообразил так даже. (наливают по рюмке, пьют)

МОРЕНКО. Так, просто сколько я этого брата – солдата перевидал! И всегда одно и то же. Приходят сначала, ничего не умеют, год пройдет уже смотришь – короли.

РЕБРИК. Ладно бы еще по сроку службы борзели, а то ведь сейчас даже духи наглеют.

МОРЕНКО. Ты про кого?

Пауза

РЕБРИК. Зря я это товарищ, капитан сказал. Давайте выпьем лучше

МОРЕНКО. Начал – уж до конца говори

Пауза

РЕБРИК. Давайте хоть выпьем сначала (наливает рюмки).

Пауза

РЕБРИК. Я вам что, товарищ капитан, скажу. Информация еще до конца, конечно не проверенная, так что вы особо не переживайте. Есть, короче, у меня в третьем отделении стукачок один, тувинец, Карашпаев. Ну, он мне вчера рассказывает, обсуждают у них.

МОРЕНКО. Кого?

РЕБРИК. Ну, жену вашу обсуждают. Что она с этим молодым, как его фамилия – Мальчиков что ли…(шепчет на ухо капитану) Но, только информация не проверенная.

Пауза

МОРЕНКО. Смотри, старлей, расскажешь еще кому-нибудь – пришибу. Сам разберусь. Твое здоровье. (выпивает налитую рюмку, встает из-за импровизированного стола, выходит из клуба)

Затемнение

КАРТИНА 9

Казарма. На койке сидит Мальчиков, он в костюме Ромео, в одной руке текст, в другой – острый металлический штырь, изображающий, по-видимому, шпагу. В казарму входит Горбенко.

ГОРБАТЫЙ. Что, дух, не подрываешься, когда дедушка входит?

СЕРГЕЙ (смотрит в книгу, громко декламирует) О, милый юноша, не искушай, отчаянья души моей – беги. Оставь меня, подумай об умерших. Пусть это устрашит тебя, молю…

ГОРБАТЫЙ. Проснись, дух, все, закончился твой театр, капитан его отменил.

СЕРГЕЙ. Ты хочешь драться? Берегись же мальчик.

ГОРБАТЫЙ. Я просто фигею с вашего зоопарка. Ну, душара, натворил ты дел.

СЕРГЕЙ. Почему, отменил?

ГОРБАТЫЙ. А кому понравится, чтобы его жену какой-то душара трахал, со шпагой. Короче, отпиздил он твою Джульетту по самые гланды. Только что, на катере на материк отправили. Вроде, она как даже в сознание так и не пришла. Так что, дух, влип ты по самое не хочу. Капитан, он сейчас за ней в больничку поехал, а вернется когда, будет тебе пьеса в двух действиях со смертельным исходом. Вешайся душара.

СЕРГЕЙ кладет книгу, встает с кровати

ГОРБАТЫЙ. И все таки, интересно мне знать, подробности вашего совокупления. Эх, четкая женщина – капитанская жена, четкая. Вот почему ты, дух - Ромео, а не я? Я бы ей так вдул…

СЕРГЕЙ. Джульетта умерла…

ГОРБАТЫЙ. Обидно за бабу. Если не вернется, даже смотреть тут будет не на кого. Она ж когда идет в платьице своем – сеанс! Стоишь, смотришь, понять пытаешься, какие трусики на ней, как маечка или нет. А такому лоху – такая баба сама отдалась. Не понимаю я женщин…

СЕРГЕЙ. Джульетта умерла…

ГОРБАТЫЙ. А мне еще вот что интересно: ты мне скажи, как имевший связь, бреет она у себя там или нет? Мы даже с пацанами спорили, я, лично, считаю, что бреет. Нет, я бы ей сейчас вдул.

СЕРГЕЙ делает шаг навстречу ГОРБАТОМУ, протыкает его металлическим штырем.

Затемнение

КАРТИНА 10

Утро. Плац. Личный состав заставы на построении. В первом ряду мы видим Сергея, Горбатого, Валеру, Туву. Перед строем расхаживает новый начальник заставы, старший лейтенант Ребрик.

РЕБРИК. Застава – равняйсь! Смирно! Значит, Басковы, Киркоровы, продолжаем разучивать песню к блядь, священному для каждого из вас, уродов, всенародному празднику – Дню пограничника. Будем петь хорошо, значит пойдем на завтрак. Будем петь плохо – значит, будем петь до обеда. Застава, равняйсь! Смирно! На месте, с песней, шаго-ом, марш!

Строй начинает маршировать. Поют:

Родная, грустить не надо,

Ведь я все - равно