Книга Сто имён одной воровки - Леди Ирбис

серьёзней, Кудряшка. Господин Хаммаран-его-забери градоначальник решил всерьёз объявить гильдии войну. Он не просто очередным указом в очередной раз объявил нас вне закона. Он своим высочайшим указом ввёл в порт Портамерский кавалерийский полк.

— Лошади все причалы обосрали, — поддакнула ему Ида.

— Если бы дело было только в лошадином дерьме, — Ваган подцепил остриём маленького кинжала одну из апельсиновых долек и аккуратно положил в рот, внимательно следя за тем, чтобы ни капли сока не попало ни на его кружевные манжеты, ни на пышное жабо, заколотое брошью с крупным рубином. — Крысята второй день сидят по норам, кавалерия следит за порядком в порту столь пристально, что даже матросы справляют нужду исключительно в отхожих местах, а не там, где пожелают. Ещё немного — и купцы вправду решат, что могут не платить гильдии нашу пошлину.

— Двадцать пар женских панталон белого шёлку, отделаны лентами, кружевом и речным жемчугом, — снова забубнила темноволосая женщина, расправляя перед собой лист пергамента, — и зачем они нам нужны?

— Карсия, не до панталон сейчас, пусть лежат, — отмахнулся от неё Ваган.

Мия сильнее откинулась в кресле, растопыренными пальцами расчёсывая свои кудри и обдумывая услышанное. Да, молодой градоначальник, благородный господин Викантий, присланный в Портамер всего-то пару лун назад, за любое дело брался с небывалым рвением и усердием, да вот пользы никакой от того не было. Первой его гениальной идеей стало решение пополнить казну за счёт введения налога на использование городской канализации. В один день он выпустил указ и выставил рядом с каждым канализационным люком в Нижнем городе городскую стражу и злосчастную Портамерскую кавалерию, которые должны были неусыпно следить за тем, чтобы ни один ночной горшок не был опорожнён без должной за то оплаты. На что рассчитывал господин Викантий, до сих пор не было ясно, горожане, не будь дураками, платить не собирались, и через пару дней весь Нижний город уже утопал в текущих по улицам потоках нечистот, которые горожане выливали иногда и прямо из окон, и с балконов. Налог отменили лишь через несколько недель, когда на приём к господину градоначальнику выстроились почти все благородные господа Портамера. Конечно, жители Верхнего города, где к каждому особняку были подведены подземные трубы, плевать хотели на утопающий в отбросах Нижний город, но и они страдали от невозможности не зажимая носы надушенными платками посетить Портамерский театр, многочисленные лавки заморских купцов, да даже дома их неблагородных любовниц и любовников. А теперь вот, господин Викантий решил бросить вызов гильдии, и ничем хорошим это закончиться не могло, причём для градоначальника — в первую очередь.

— И что же мы будем делать? — Мия вздохнула, поднялась из кресла, подошла к столу Вагана и забросила в рот ещё пару апельсиновых долек.

— Вот я и думаю, Кудряшка, что же нам теперь делать. Можем ли мы как-либо… м-м-м, воздействовать на господина градоначальника, ко всему тому, ещё и являющегося родственником короля.

— Шестым в очереди на престол, — вставила Ида

— Или же третьим, смотря как считать, — продолжил Ваган, — так вот, быть может, кто-то знает, есть ли у нашего достопочтенного градоначальника какие-либо… м-м-м, слабые места?

Мия хотела было сказать, что главная слабость благородного господина, — это его глупость, но её внезапно перебила Карсия.

— Не знаю ничего про слабые места, но господин Викантий с первого своего дня здесь не пропускал ни одного представления в Портамерском театре. Я и сама видела его в главной ложе. Кстати, кто знает, зачем нам сорок мотков пеньковой верёвки? Кого мы собираемся вешать? Тут на весь Портамер хватит.

Мия с удивлением взглянула на женщину. Вот уж не думала она, что суровая, вечно всем недовольная Карсия, даже в городе носящая мужскую одежду и саблю у пояса, интересовалась театром. Нет, правда, если бы Мию ещё вчера кто спросил, знает ли правая рука Вагана вообще о существовании театра, она бы уверенно ответила «нет».

— Любопытно, Карси, любопытно… Театр, значит.

— Может, у него роман с какой актриской? С той молоденькой блондиночкой, играющей в новой постановке роль Розалии?

— Это может пригодиться. Кудряшка! — Ваган резко повернулся и кивнул Мии головой. — Сходи-ка, покрутись у театра, может, что узнаешь.

Она не стала возражать, хотя после трёх дней слежки за мибийским купцом ей больше всего хотелось принять тёплую ванну или, на крайний случай, сходить в общественную баню, залезть в кровать в своей маленькой комнатке в мансарде под самой крышей и не вылезать из неё до следующего утра. Заправив непослушные кудри под ненавистный чепец, оправив фартук и нацепив на лицо кроткое и смиренное выражение, подобающее служанке из благородного дома, Мия подхватила плетёную корзину и поспешила к театру. Последнее, что она услышала перед тем, как за ней закрылась хитрая дверь с замком-барельефом, были новые возмущения Карсии о том, что им совсем негде хранить тридцать коробок чародейских фейерверков из Серенгара, да и кому они вообще нужны, эти фейерверки? И неужели тарсийские чародеи столь никудышны, что даже такую ерунду приходится везти аж из-за океана?

Глава I. Актёры и представления. Часть II

Строительство Портамерского театра, что стоял на площади недалеко от ведущих в Верхний город Восточных ворот, началось более пятидесяти лет назад, а закончилось совсем недавно, уже на памяти Мии. Громадное помпезное здание из светло-серого камня возвышалось над площадью, словно грозясь задавить другие дома, на фоне театра выглядевшие жалкими и крошечными. Центральным входом служил портик с гранитными ступенями и высокими малахитовыми колоннами, обвитыми золочёными лианами и увенчанными такими же капителями, выполненными в виде огромных древесных листьев. По сторонам от портика расходились южное и северное крылья с высокими окнами и лепниной над ними, а по периметру огромного купола Главного зала стояли мраморные статуи юных дев в весьма фривольных одеяниях.

Поговаривали, что театр проклят. При рытье котлована для фундамента, мол, была разорена гробница некого древнего могущественного чародея, и его призрак сначала расправился со строителями, потом свёл в могилу двух архитекторов, а теперь поселился в театре и, якобы, на каждом представлении занимал одну из лож и оттуда, из-под самого купола театра, иногда на чём свет стоит костерил нерадивых актеров и пугал изнеженную публику. Возможно, что и была в той легенде доля правды — несколько архитекторов действительно умерло за время строительства, но не столько от проклятья или злодеяний беспокойного призрака, сколько от старости, а уж погибшим на тяжёлых и опасных работах строителям и подавно не было числа. Ещё ходили слухи, что во времена до Единения на этом месте стояло