Книга Клятва пацана - Владимир Григорьевич Богданов

class="p1">— Подружка моя.

— Так она же в десятом…

— А любви все возрасты покорны!

Эдуард Васильевич пожал плечами, с подозрением посмотрел на Кешу, затем перевел взгляд на дочь и, указав ей на дверь, скрылся в спальне.

— С Колей что? — по-свойски шепотом спросила она.

— У меня один! — улыбнулся он, показав на синяк под глазом. — У него два!

— Может, холодное приложить?

— Коле?

— Тебе!

— Да поздно уже.

Дверь открылась, из спальни вышла мама, Агния, косо глянув на нее, закрыла за собой дверь.

Мама морали читать не стала, отправила Кешу в ванную, а когда он вышел, открыла склянку с зеленкой.

— Спирт давай! — качнул он головой.

Зеленкой сыпь всякую на лице мажут, корь, ветрянку, пацаны прикалываться будут, если увидят, назовут сифозным, а оно ему надо?

— Внутрь? — с упреком спросила она.

— Больше не буду! — чувствуя себя героем, пообещал он.

Правила в конторе Отшельника простые и понятные, будь человеком, готовься к труду и обороне, своих не бросай, не обижай и не сдавай, уважай старших, на улице не беспредельничай, силу против слабых не применяй. А «не верь, не бойся, не проси, лохи и телки — не люди, общак — дело святое» — это все для гопоты, для хулиганских контор, которых в Люберцах немало. Но Кеша попал к спортсменам, его дело вести себя нормально и качаться. Впрочем, и общак у конторы есть, но пополняют его не поборами и грабежами, а своим горбом. У Отшельника договоры с товарной станцией, раз-два в неделю, хочешь не хочешь, пацаны едут разгружать вагоны, одну часть берут себе, другую в кассу взаимопомощи. Впрочем, Кеше это пока не грозит, Отшельник берет в дело только накачанных пацанов, а Кеша пока еще глиста. К счастью, это погоняло за ним не закрепилось. И уже можно не бояться. Он показал себя, теперь его будут уважать. Если, конечно, он где-нибудь не накосячит.

* * *

Сам Вадим Тростин снизошел до новичка. Подошел, с деловым видом снял с Кеши солнцезащитные очки и с чувством превосходства посмотрел в глаза.

Квадратное лицо, прямые брови, четко очерченный нос, жесткая линия рта, волевой подбородок, спортивная фигура, спина прямая, походка пружинистая. И одевался Вадим под стать своей внешности, костюмчик хорошо пошит, сидит еще лучше. Ему все к лицу. Это на Кеше пиджак мешком висит. Вторую неделю уже качается, вчера ходил, а плечи еще уже стали. А может, это пиджак растянулся, сукно дешевое, неважного качества. И во внешности он сильно проигрывал Вадиму, сколько ни смотри на себя в зеркало, ни разу не красавчик. А еще фингал под глазом, спасибо Агнии, очки солнцезащитные подогнала, у отца взяла, надо вернуть. С носа опухоль сошла, а со скулы нет. Вчера Кеша весь день отлеживался, в школу не пошел, а шишка если сдулась, то совсем чуть-чуть. Ссадину на подбородке Агния запудрила, а с шишкой справиться не смогла.

— Ну и что это? — важно спросил Вадим, пальцем касаясь своего глаза.

— На себе не показывают, плохая примета, — усмехнулся Кеша.

Звонок уже прозвенел, все в классе, но математичка все не появляется.

— Зубы не заговаривай!

— На концерт ходили. Металлисты выступали.

— Какие еще металлисты? — скривился Тростин.

— Так махач вчера в Москве был, неформалов гасили! — закивал Серега Валежников.

— У меня брат ходил! — Юля Самосырова смотрела на Кешу, затаив дыхание.

Это круто, очень круто, если он бился с неформалами на Крымском мосту, Юля с затаенным восторгом ждала, когда Кеша в этом признается.

— Шухер, менты! — крикнул Коробчук, закрывая дверь.

— Какие еще менты? — Тростин покрутил пальцем у виска.

А Кеша, вырвав у него очки, вернул их на место.

— Да в натуре менты!

Сначала в класс зашла директриса, за ней сухопарый мужчина в полосатой рубашке под мятым пиджачком, бородавчатая родинка под ухом, полногрудая женщина в милицейской форме, по три звездочки на погонах, папка под мышкой, уголок бумаги выглядывает, как будто что-то сказать хочет, о чем-то предупредить.

Бородавчатый обвел взглядом класс, остановил его на Кеше. Женщина в погонах заговорила, а он уже снимал с него очки.

— Что это?

— Упал.

— А это?

Бородавчатый взял его за руку, а на пальцах стертости от кастета, да и костяшки сбиты.

— Два раза упал.

— Пойдем!

Мужчина цепко взял Кешу под руку, вывел из класса, в коридоре развернул к себе лицом.

— Рассказывай!

— Есть! — Кеша вытянулся в струнку.

Бородавчатый настороженно сощурился, глядя на него.

— Когда я могу приступать к своим обязанностям?

— К каким обязанностям?

— Ну так по охране общественного порядка. В составе отряда добровольной народной дружины, я правильно назвал?

— Какая дружина?

— Ну так подошли вчера двое, крепкие такие, в штатском, хулиганы, говорят, распоясались, людей охранять надо, ну я — надо так надо, всегда готов!

— Что ты мне тут заливаешь?

— Ну так я и пошел хулиганов останавливать. Остановил, хотя и получил, — Кеша провел пальцем под фингалом. — Эти, которые ваши, сказали, что я прошел испытание, завтра за мной придут.

— За тобой пришли, парень! — оживился Бородавчатый.

Он снова схватил Кешу за руку, вывел его из школы, а во дворе, под галерейным переходом из одного корпуса в другой, стоял желто-синий «козел». Но запихнуть Кешу в «собачатник» опер не успел, их догнала женщина в погонах, сурово глянула на Кешу и что-то шепнула своему коллеге на ухо. Тот задумался, соображая, решения еще не принял, но уже отпустил свою добычу.

— Я знаю, где ты был и что делал! — сказал он, угрожающе глядя на Кешу. — И сказки мне рассказывать не надо! Еще раз поймаю, никакой… никто не поможет! Понял?

— Так точно! — Кеша смотрел на него глазами пламенного комсомольца.

Он понял, что произошло. Эдуард Васильевич ему не отец и даже не отчим, но все-таки он муж его матери, значит, должен вмешаться. А второй секретарь райкома партии — это не бесправный работяга с завода, можно и схлопотать за превышение служебных полномочий. Вина гражданина Старкова не установлена, а его в «воронок», как какого-то преступника. Да еще на глазах у всей школы.

Ментовской рейд прошелся по восьмым и старшим классам, под подозрение попал Кеша и еще трое, но задержать попытались почему-то только его одного. Возможно, зря он сказал про народную дружину, только разозлил опера. Как бы то ни было, его отпустили, он вернулся в класс, а там снова Вадим.

Урок закончился, после алгебры по расписанию геометрия, из класса в класс переходить не нужно, Кеша остался за своим столом, идти никуда не хотелось, но Тростин заставил подняться. Подошел, навис, взгляд жесткий, губы плотно сжаты.

— Что у