Книга Честь пацана - Андрей Юрьевич Орлов

мама, вытирая слезы с глаз. – Наш „Ну, погоди“ лучше».

Ближе к вечеру на хоккейной коробке стала собираться молодежь. Тусили пацаны и девчонки. Пацанов было больше – от тринадцати до шестнадцати, мелькали физиономии и постарше. Все в похожих болоньевых куртках, в шапках «фердинандках» или «гребешках». Отдельные лица уходили, другие появлялись. Опасливо косились жильцы микрорайона, проходящие мимо. Своих пацаны не трогали. А ко взрослым вообще не докапывались (в основном). Стоило поразмыслить: я уже взрослый или еще нет? Коренастый невысокий мужик в куртке с овчинной оторочкой увлеченно общался с Уйгуром и Холодом. Волос на голове у мужика был самый минимум, лицо было в принципе не отталкивающим и смутно знакомым. Очевидно, Мамай – собственной персоной.

За стенкой кряхтела Светка – делала вид, что учит домашние задания. С утра пораньше я взял ее за руку и отвел в школу. Мамы не было – побежала оформляться на работу в свой прежний секретариат.

– Может, не надо? – жалобно тянула Светка. – Ну была я уже в этой школе, что там хорошего?

– Отведи ее, Андрей, – высунулся из своей комнаты отец. – Хватит бездельничать, пусть учится. Документы возьми, мы же не меняли прописку.

Светка ныла всю дорогу, и я с трудом сдерживался, чтобы не треснуть ее по затылку.

– Мама дорогая, у меня дежавю, – сказала постаревшая завуч Ирина Геннадьевна, переводя взгляд с меня на сестру. – Что в переводе означает «уже видела». Какими судьбами, бродячие мои? Света, еще чуть-чуть, и я бы тебя не узнала.

– Забирайте, Ирина Геннадьевна. – Я подтолкнул Светку коленом. – Она опять ваша. Можете в тот же класс определить – откуда она сбежала шесть лет назад. Вот смеху-то будет…

– А что у нас с глазами, Светлана Андреевна? – всмотрелась завуч. – Где неистребимое желание грызть гранит науки? Хорошо, Андрей, можешь быть свободен, дальше мы сами. Представляешь, Надежда Яковлевна до сих пор их классный руководитель. Вот обрадуется-то.

– По правде сказать, смутно представляю, – признался я. – Школьные годы чудесные – это, конечно, очень трогательно, но уже шестой год пытаюсь их забыть. Крики старшины на рассвете – куда приятнее. Вы же не обижаетесь?

К вечеру надоело сидеть в квартире, я вышел погулять. Мамай как раз простился со своими соплеменниками, вразвалку шел через двор. Я из вежливости остановился. Этот субъект по школе вспоминался смутно, но вид он имел убедительный.

– Точно, – хмыкнул Мамай, – тебя-то мне и надо. – Он сменил направление и первым протянул руку. – Шериф, верно? – Он отстранился, стал с прищуром меня разглядывать. – Нет, дружище, не помню тебя. Андреем звать? Ну, привет, Андрей.

– Привет… Мамай? – Я сделал паузу. – Или по имени – Виктор?

– Как хочешь. – Он вроде был нормальный парень, но глаза смотрели придирчиво, въедливо. Мамай по модулю не мог быть нормальным парнем! – Уйгур про тебя много добрых слов наговорил, Шериф. Прямо ты и такой, и сякой… А сегодня огорошил – не хочет, дескать, пришиваться. Противник он этого дела, с презрением, мол, относится… – Глаза Мамая интересом меня ощупывали.

– Послушай, Мамай, во-первых, я такого не говорил. Во-вторых, при всем уважении…

– Да ладно, Шериф, мы всё понимаем, насильно мил не будешь. Мы не военкомат, чтобы в строй загонять. Ты живи спокойно, присматривайся, ничего не будет, обещаю. Пустяки, как говорится, дело житейское. Если всех, кто здесь живет, к конторе пришивать, мы давно бы Казань взяли, а я бы на Ивана Васильевича откликался… – Мамай оскалился. Его улыбка в принципе тоже не отталкивала. – Ты прав, Шериф, лучше сразу сказать как есть, чем наобещать, а потом не сделать. Так честнее. Ты не парься, склонять к вступлению в наш клуб не будем.

– Хорошо, Мамай, – сказал я сдержанно.

– Ну, пока. – Мамай шутливо вскинул два пальца – как бы честь отдал по-польски. – Хотя постой. Слушай… Уйгур говорит, ты в боксе и самбо шаришь?

– Есть такое, – согласился я.

– Это хорошо… – Мамай задумчиво покивал. – А то уже задолбали со своими карате и джиу-джитсу. Не наше это, мы же не китайцы? И на практике хрен применишь. У нас спортзал в подвале клуба, ты заходи, как время будет. Может, нашу зелень подтянешь, обучишь хотя бы азам. Да и с парнями постарше спарринг проведешь – им не повредит. Ты не думай, я не захожу с другого бока, это так – для души. Можем через бухгалтерию провести, официально станешь тренером – зарплату в миллион не обещаю, но пару сотен за «ничего не делать» будешь получать.

– Спасибо, Мамай, обдумаю. – Я протянул руку. – И обязательно загляну на огонек.

Я бродил по темным улицам своего района, обогнул пару высоток. Заглянул в гараж – и опять не решился вывести машину. Вернулся во двор, посидел в гордом одиночестве на качелях, покурил. Район вымер, половина восьмого вечера, «Рэмбо» в разгаре, и «вся безумная больница у экранов собралась…» Именно в такие моменты нужно брать города и проводить переделы собственности! На улице стемнело. Я хотел спуститься к реке, но далеко не ушел. В темноте на этой дороге можно было переломать все ноги. Я вернулся домой, где как раз начиналась программа «Время» и семья собралась за столом. Мама цвела – взяли на работу. Ездить каждый день за 180 рублей. Светка сидела мрачнее тучи, потом призналась: многие одноклассники ее вообще не узнали. Девчонки – дылды, пацаны – кретины. Поговорить по-человечески не с кем. Впору плакат поднимать: «Хочу в Уфу!» Ворчал отец:

– Не понимаю, местная молодежь часами торчит на хоккейной коробке без всякой пользы для общества. Это что – какая-то банда? Надеюсь, у тебя хватит ума не связываться с этими шайками-лейками?

Я уверил отца, что ума у меня даже больше, чем хотелось. Мама раскладывала по тарелкам картошку, жареный минтай. Отец в последнее время сильно сдал. Набрал вес, с трудом передвигался, становился раздраженным, ворчливым. Вот и сегодня: увидел на экране Горбачева, стал требовать, чтобы немедленно переключили – не может он видеть эту предательскую физиономию! По его глубокому убеждению, страна катилась в пропасть и заслуга в этом лично Михаила Сергеевича. Стоит только глянуть на него – ведь «Дьявол шельму метит»! Папа становился каким-то подозрительно религиозным, что было в корне абсурдно. При этом верил не в Бога, а в дьявола. И был убежден, что если этого типа в Кремле не остановят, то через пару лет Союз просто развалится. Это он явно перегибал, разве ТАКОЕ может развалиться? Лично я не видел в Горбачеве ничего ужасного. Как расшифровывалось слово ГОРБАЧЕВ? «Гораздо образованнее, решительнее Брежнева, Андропова, Черненко – если выживет». А умирать этот бодрый мужичонка,