Книга Антропоцид - Игорь Строков

— вроде, даёт по шарам, но совсем немного. А я считай непьющий, мне от такого вообще башню снести должно. Впрочем, тот факт, что я могу выпить это залпом, уже о многом говорит.

— Я вообще удивлён, что здесь кто-то пьянеет.

Я поворачиваюсь на голос: слева от меня сидит мужчина лет сорока или около того. На нём невзрачный зелёный свитер и толстые очки. Достаточно скромный видок для Хомы, вот только тёмные волосы выделяются: слишком пышные и выглядят, будто крашенные. Он попивает какой-то коктейльчик: кажется, пину-коладу.

— Артур, — представляется он. — Я по молодости ходил по таким заведениям. Сейчас это всё фикция. Полное помещение людей, в котором нет ни одного человека. Да и помещения самого нет. Как и всего нашего мира. Жуть, да?

— Что ж вы тогда здесь делаете?

— Провожу один, скажем так… — Артур запинается. — Научный эксперимент.

— Вы учёный?

Артур протягивает мне руку.

— Артур Авдеев, научный сотрудник российской венерианской базы. Биолог, немного айтишник. Технобиолог, если быть точным.

— Вадим. И можно на «ты».

Технобиология совсем недавно была перспективным направлением: идея объединения живого с неживым — это тренд последних, наверное, лет тридцати, вот только после всего случившегося место ей на свалке.

— Так что за эксперимент? — спрашиваю я. — Мне казалось, учёные на Венере занимаются иными проблемами, нежели виртуальная реальность.

— Что правда, то правда. Это моя личная инициатива. И думаю, мне пока рано о ней распространяться.

Хорош эксперимент — сидеть в виртуальном клубе и дуть пину-коладу. В другой момент я бы с радостью поговорил с ним о перспективах технобиологии в условиях конца света, но сейчас меня волнует другое.

Когда думаешь о смерти, задумываешься и о любви. Это два инстинкта выживания: индивидуальное и видовое.

Я вновь вспоминаю о той девчонке. Нахожу её взглядом: вон она, сидит на том же месте.

— Очень приятно познакомиться, Артур. Я пойду, пожалуй.

Надуманное опьянение вкупе со стрессом придают смелости, и теперь я перестал дрейфить.

— Привет, — я подсаживаюсь к ней.

Оглушительная музыка вновь уходит на второй план.

— Привет, — девушка теряется, в её взгляде читаются интерес и ожидание.

— Я Вадим.

— Алиса.

— Очень приятно. А ты чего не танцуешь?

— Да не люблю танцевать.

— Да, я тоже. А чего тогда в клуб пришла, если не секрет?

— У меня к тебе тот же вопрос. Ты ведь тоже танцевать не любишь.

Я не нахожу, что ответить, и просто улыбаюсь.

— Хочу почувствовать жизнь, — говорит она. — Здесь все очень живые. Не то, что на корабле.

— Соглашусь. А я, наверное, пришёл ощутить живым себя.

— Бегаешь от реальности?

— Возможно. Кстати, о побеге от реальности. Хочешь выпить? — предлагаю я.

— А смысл? Это же ненастоящий алкоголь.

— Твой мозг достроит вкус и опьянение из собственных воспоминаний. Если ты сидишь через нейроинтерфейс, конечно. Или через костюм?

— Через интерфейс. Вот только я не пила никогда. Мне же всего шестнадцать! Так что у меня нет воспоминаний.

— В шестнадцать многие пьют.

— Значит, я разумнее многих.

Всё это время я смотрю на неё и не верю своему счастью. Если она в жизни такая же, как здесь, то я сейчас говорю с первой красавицей на Земле… ну, то есть, на кораблях. А если у неё нейроинтерфейс, это значит… Я обязан это спросить!

— Ты с Афродиты-1?

— Два.

— На второй Афродите есть нейроинтерфейсы?

— Как и везде. Я племянница управляющего, а он в Хомяке сидеть не любит. Так что я лакшери-пассажир дешёвой шлюпки.

Обычно парни пытаются рассмешить девушек, но тут я ржу в голос. Это лучшее описание Афродиты-2 и нейроинтерфейса на ней.

— Ну ты крутая! А я с первой Афродиты.

— Класс! — кажется, на неё это производит впечатление. — И после этого я крутая? Да ты счастливчик!

— Ну так, сравнительно. А ты бывала раньше в таких заведениях? Ну, в той жизни… до того как…

Я запинаюсь. Почему я так не люблю об этом говорить?

— До того, как Амальгама уничтожила мир?

— Именно.

— Нет, не бывала. Здесь шумно. Я и сейчас не пришла бы сюда, если б тишина корабля не была ещё хуже. А у меня к тебе тоже вопрос. Ты не боишься Афродиты?

— Ты про искусственный интеллект наших кораблей? Нет, а чего её бояться?

— Вдруг она сделает то же, что и Амальгама?

— Амальгама была сложной штукой. Симуляция эмоций, огромный банк данных из сознаний полумиллиарда человек, — в том числе и моего, мысленно добавляю я. — Афродита всего этого лишена. Сугубо аналитический разум, ничего лишнего. Она не сойдёт с ума и не убьёт нас.

— Ух ты, а ты, кажется, во всём этом разбираешься. Расскажи о себе, Вадим.

— Ну что сказать… мне шестнадцать, и я чуть-чуть не успел поступить в университет до того, как Амальгама устроила армагеддон. Но мой отец… в общем, он в космической отрасли был занят, и он там большой начальник, скажем так. Устроил меня на научную базу на Венере. Да, я шарю в математике, программировании и искусственном интеллекте. Даже ботов для Хомы пишу. Когда долетим до Венеры, мы с папой оба будем при деле.

— А мама?

— Что мама?

— Ты говоришь про отца, а про мать ни слова.

Не уверен, что стоит об этом говорить, но она же сама спросила.

— Она умерла.

Алиса опускает глаза.

— Ой… прости. Не подумала о том, что большинство не пережило конец света.

— Да нет, всё хорошо. И она умерла не из-за этого. От рака чуть больше года назад. Во время антропоцида я потерял друга… Даню. Остальные близкие мне люди выжили. Не так их много, впрочем.

— Во время чего?

— Антропоцида. Так я называю армагеддон. Ну всё, в общем-то. Твоя очередь.

— Да я что… Мне шестнадцать, я собиралась поступать на экономиста. Стихи пишу, — Алиса пожимает плечами. — Всё, пожалуй. Я скучная.

— Ты-то? Ты стихи пишешь! Это же круто. Это я в цифрах и строчках кода вожусь, вот уж где нудятина.

— Мама говорит, это графомания.

— Не поверю, пока сам не прочитаю!

Начинает играть спокойная песня, что-то из современной попсы про любовь. Такая простенькая гитарно-пианинная баллада. Это шанс! Я встаю и