Книга Назад к ЭВМ - Анна Наумова

хотя бы с наперсток, он вдруг начинал вспоминать произошедшее с ним, кричать, ругаться трехэтажным матом и бросаться на людей. Остановить его от драки могла только жена, маленькая, худенькая и слабая женщина, чей тихий ласковый голос действовал на него волшебным образом. Буянящий мужик вдруг успокаивался и спокойно позволял увести себя домой. Да уж, не хотел бы я ни себе, ни кому-либо из своих товарищей такой судьбы.

На столе Вальки лежала простая зеленоватая школьная тетрадка, в которую он старательно записывал тексты песен. Там я нашел и «You’re my heart, you’re my soul», и «Brother Luie», и русские песни «кинцев», «Машины времени», «Чайфа» и «Крематория». Последней Валька записал песню Виктора Цоя «Хочу перемен». Он, как и многие ребята, чья молодость выпала на восьмидесятые, был большим почитателем Цоя. Несколько песен группы «Кино» я тоже знал и даже умел играть на гитаре, поэтому влиться в компанию Валькиных друзей мне не составило особого труда. Я, конечно, не стал ему говорить о том, что случится с этим талантливым музыкантом всего через четыре года, и какие перемены наступят в стране в девяносто первом. Я вспомнил, что, будучи подростком, тоже составлял свой песенник, но хранил все это в папке на компьютере.

Что ж, надеюсь, у Вальки с Тамарой все сложится, и я не зря одолжил простому веселому пареньку джинсы. А мне нужно думать о себе. В моей новой жизни мне тоже девятнадцать, и пока я ни на миллиметр не приблизился к разгадке своего таинственного прыжка во времени. Я тоже очень хотел перемен. Пораскинув мозгами, я решил, что единственный вариант хоть как-то понять, почему я зашел в метро в одно время, а вышел спустя почти сорок лет — разыскать парня, за которого меня тут принимают. Понятия не имею, что я ему скажу… Ну да ладно, придумаю по ходу дела. Времени мало. Пора собираться в «Склиф», якобы за вещами. Если Валька снова спросит, почему я так и не забрал их, скажу, что кто-то ушел с моей сумкой.

Теперь, когда товарищ ушел, я мог еще раз спокойно осмотреть комнату, не боясь выглядеть странно. Валька в моих единственных джинсах ускакал покорять женское сердце, а мне нужно что-то надеть. Я открыл шкаф и оглядел левую часть, где висели мои вещи. Правую занимали Валькины. Моя половина не особо отличалась: несколько простых рубашек в рубчик на вешалке, самые обычные брюки, легкая ветровка, чуть порванная на локте. Размер, кажется, мой. Да если бы и был не мой — выбирать не приходится.

Я переоделся, надел куртку и машинально сунул руки в карманы. Внезапно пальцы нащупали что-то прямоугольное. Я достал крошечную книжечку, на которой было написано: «Студенческий билет», и раскрыл ее. На меня с фотографии смотрело мое же лицо. Точно такое же фото я сделал в ателье, когда собирался менять паспорт накануне двадцатилетия. В другом кармане лежал проездной билет. Да уж, каким-то чудом я не только попал почти на сорок лет назад, но и стал точной копией, двойником абсолютно незнакомого мне парня. Мы не просто похожи, как братья-близнецы. Он — и есть я. Или я — он, пока не понимаю. Но пока ни один живущий в общежитии не усомнился в том, что я и есть Матвей Ремизов.

Что ж, дела обстоят не так уж и плохо, как мне показалось сначала. Я жив и здоров, пусть и не совсем в своем теле. Точнее, в своем, но на пять лет моложе. У меня есть жилье, какая-никакая работа, студенческий билет, проездной, а еще я получаю стипендию. Надо бы, кстати, выяснить, сколько и по каким числам. Как жить без паспорта, я с трудом себе представляю. Эту проблему нужно решать. Но теперь у меня есть хоть какой-то документ, и не так страшно выйти на улицу.

* * *

В холле общежития я зашел к вахтерше, чтобы расписаться за ключ (она опять просканировала меня неприятным взглядом, как будто я был в чем-то виноват), и вышел на улицу, очередной раз порадовавшись, что рядом нет Вальки. Нет, конечно же, с ним весело и интересно. Но теперь я хотя бы могу спокойно глазеть по сторонам и не оправдываться, почему я веду себя так, будто вчера родился.

Погода была все такая теплая, непривычно солнечная для московской осени. Хотя, может быть, климат в Москве тогда был теплее? Я ведь ничего об этом не знаю. Я шел и жмурился от солнышка, с удовольствием, как в раннем детстве, рассматривая витрины магазинов, надписи, людей вокруг. «Библиотека», «Столовая», «Пышечная»… Похожие надписи я видел и в своем мире, в свое время. Только там они выглядели потусклыми и какими-то обшарпанными, напоминали о стране, которой больше нет и не будет. А тут они совсем не смотрелись мрачно, наоборот — очень органично вписывались в окружающую обстановку.

Больше всего мне нравилось по дороге смотреть на проходящих мимо людей. Наверное, со стороны это выглядело так, как будто я нагло пялюсь. Нет, не из-за их внешнего вида. К моде восьмидесятых я уже почти привык: уже начал разбираться, что такое турецкие свитера, индийские шарфы, «варенка» и «бананы». Не удивлял ни чрезмерно яркий макияж у девушек, ни прически у парней. Удивляло другое: явно ощущалось, что люди никуда не спешат, несмотря на то, что Москва, конечно же, и тогда была огромным мегаполисом. Они наслаждались моментом. Ни у одного из них не было в руках смартфона. Многие читали прямо на ходу.

Я вдруг задумался: а что, если меня неспроста постигло это приключение?

Небо затянули серые облака, и в воздухе начать витать запах дождя. На голову упало несколько крупных капель. Так, хватит философствовать, а то вымокну до нитки. И зонта с собой, как назло, нет. Я ускорился, почти бегом донесся до метро, спустился вниз по эскалатору и по привычке сел на свое любимое место в углу вагона. Я вспомнил, как добраться до «Склифа» — эта больница находилась, кажется, неподалеку от метро «Сухаревская». Сделаю одну или две пересадки, не заблужусь. А там спрошу кого-нибудь. Мне пару раз довелось бывать в «Склифе», когда я был маленьким. Бабушка тогда неудачно упала с лестницы, когда лазала в подвал на даче, и мы с мамой навещали ее после травмы. Может, и сам найду по памяти.

Однако я глубоко заблуждался, думая, что проблем не будет. Сначала я спокойно доехал до станции «Проспект мира», перешел на другую ветку, еще немного проехал и, напевая