Книга У дьявола в плену - Карен Рэнни

— Умер мой отец.

— Соболезную.

— Я была в трауре.

— А до этого?

— Разве вам надо это знать? Разве не достаточно, что теперь мы женаты?

Резкость тона заставила его внутренне улыбнуться. Его невеста, кажется, раздражена. Очень хорошо. Если он вызовет у нее раздражение еще пару раз за этот вечер, это будет уважительной причиной для того, чтобы остаться в своих апартаментах сегодня ночью. Он не станет навязываться девушке, чей единственный грех был в том, что она вышла за него замуж. Он сжал кулаки, а потом заставил себя расслабиться.

— А почему вы вышли замуж сейчас? Почему выбрали меня?

Этот вопрос, несомненно, должен был смутить ее. Станет ли она рассказывать о скандале, который вынудил ее согласиться на брак с незнакомым человеком? А может быть, ей нужно только его богатство?

— Я не хотела оставаться одна всю свою жизнь. Я хотела иметь семью. Детей. — Ее лицо стало пунцовым. Он не встречал еще человека, который краснел бы так сильно.

Он решил, что не будет больше задавать вопросов. Особенно потому, что у его невесты, так же как и у него самого, совершенно очевидно, были секреты.

Обед закончился довольно быстро. Даже слишком быстро, он не успел еще обрести душевное равновесие. К нему подошла ее тетя с какими-то женщинами, которых, как ему показалось, он узнал. Одна из них — молодая женщина с весьма странной походкой — увела его невесту.

— Таков обычай, Давина, — сказала Тереза. — Считай это хорошей приметой для твоей первой брачной ночи.

— Разве это не пережиток, тетя? — спросила Давина, наблюдая за тем, как незнакомые женщины готовили ее комнату для предстоящей ночи. Та, чью странную походку отметил Маршалл, была практически на сносях, а это считалось залогом будущей плодовитости невесты. — Это какая-то шотландская версия Луперкалий.

Тереза взглянула на нее, и Давина поняла, что тетя раздумывает, стоит ли задать вопрос.

— Луперкалии — обряд плодородия и очищения в Древнем Риме, — пояснила Давина. — Во время него приносили в жертву ягненка.

Как она и предполагала, Тереза подняла руку, чтобы предупредить дальнейшие объяснения.

— Женщины просто застелят кровать, моя дорогая. Они не собираются разбрасывать по всей комнате внутренности в качестве жертвоприношения.

Этой комнате не помешало бы небольшое очищение, подумала Давина, но воздержалась от комментариев. Однако когда она увидела брачное ложе, трудно было удержаться от возгласа удивления.

Кровать оказалась высокой и широкой. Четыре столбика красного дерева по ее углам были украшены резными цветами и листьями более светлого дерева. Бюро, туалетный столик и столику кровати тоже были красного дерева и так отполированы, что в них отражался свет ламп. Стены были обиты ярко-красным китайским шелком, расшитым зелеными виноградными лозами и ярко-белыми хризантемами.

Как можно спать в такой спальне?

— Я ни за что не смогу даже сомкнуть глаз, — тихо шепнула Давина на ухо тете. — Такая пестрота!

Тереза оглядела комнату с видом человека, всегда находящего в любой ситуации самое лучшее.

— Ты же знаешь, что Маршалл дипломат. Очень образованный человек. Я слышала, что он свободно говорит на шести языках. — Она глубоко вдохнула. — Понятно, что его вкусы несколько отличаются от вкусов шотландцев. Тебе решать, Давина, примешь ли ты это своеобразие или распорядишься, чтобы все переделали по твоему вкусу.

Тереза хлопнула в ладоши, словно желая покончить с особенно трудной проблемой, и с решительной улыбкой обратилась к женщинам:

— Вы уже почти закончили? Мы должны подготовить невесту, а потом дать ей несколько минут, чтобы она могла собраться с мыслями и успокоиться, не так ли, леди?

Без излишней суеты женщины сняли с Давины платье и облачили ее в кружевную сорочку, мало отличавшуюся от свадебного платья. С той разницей, что не было корсета, а под сорочкой не было вообще ничего. Не было ни подвязок, ни тонких чулок, связанных для нее монахинями монастыря на юге Франции. Под пенно-белым слоем кружев Давина была совершенно голой и чувствовала себя жертвенным ягненком.

Неужели в Шотландии когда-то приносили в жертву женщин? Давина поняла, что ничего об этом не знает. Она вообще ничего не могла вспомнить. Ни одного латинского заклинания. Не могла мысленно представить себе карту империи. А какое у нее второе имя? Кажется, такое же, как у тети. Тетя…

Господи, она не может вспомнить, как зовут ее тетю.

И почему здесь так холодно? Эмброуз славился своим теплом и уютом, но в этой комнате было холодно, как в каком-нибудь подвале. Может быть, именно такой холод ей придется терпеть, когда наступит зима?

А пока ей надо постараться вспомнить. Она потеряла мать, когда ей было четыре года, но эта потеря как-то стерлась из памяти. Отец всегда любил ее, так же как и тетя Тереза. Ее тетю, значит, зовут Тереза. Тереза Роул. А ее зовут Давина Макларен Росс.

Она села на край кровати, опершись кулаками о постель, и закрыла глаза, чтобы не видеть этот кричащий китайский шелк на стенах.

Ей придется просто пережить эту брачную ночь, вот и все.

Гэрроу Росс стоял перед зеркалом, рассматривая себя. Ему нравилось, как он выглядит. Его не смущало то, что он стареет. Он не любил вспоминать о годах своей молодости, которую он, как многие молодые люди его круга, провел в безделье, не задумываясь о смысле жизни.

С того самого момента как он понял, кто он такой, он знал, что его старший брат Эйдан станет наследником графского титула и Эмброуз тоже перейдет к нему. Эта мысль постоянно стучала в его голове подобно невидимым часам. Его раздражало и то, что брат был бы гораздо счастливее, если бы стал не графом, а ученым.

Едва достигнув двадцати лет, Гэрроу уже знал, каков должен быть его жизненный путь. Он хотел добиться больших успехов, чтобы не оставаться на всю жизнь бедным родственником, зависящим от милостей своего старшего брата Эйдана.

К счастью, он неожиданно открыл способ, как делать деньги, а деньги, как оказалось, могут уравнять всех и вся.

Он уже не сожалел о том, что Эмброуз предназначен его племяннику Маршаллу. Перестало его заботить и то, что он никогда не станет графом Лорном. Были, конечно, моменты, когда он об этом думал, но почти сразу же успокаивался, вспоминая о том, чего он достиг. У него было два великолепных особняка: один в Эдинбурге, другой под Лондоном. Его клиперы славились свой быстроходностью, а склады были забиты такими товарами, о которых богатые и жадные покупатели могли только мечтать.

Просунув руки в кожаные ремешки щеток для волос, он начал энергично проводить ими по серебристым седым волосам. У него была такая же, как у Эйдана, густая копна волос. Но в отличие от брата у него было отменное здоровье. Ведь он не провел столько лет в пустынях Египта, раскапывая гробницы, только для того, чтобы привезти домой, в Эмброуз, какие-то мумии. Бедный Эйдан! Неужели он умер от бронхита, которым заболел в последний сезон раскопок? Или в нем вдруг зашевелились человеческие чувства и он скорбел о смерти своей жены?