Книга Дикари - Шеридан Энн

не удивлена. Она была вынуждена годами находиться рядом с Джованни. Если кто-то и знает, насколько больной и извращенный у него разум, так это она.

— Ты чертовски права, он это сделал, — невнятно произносит он, отвлекаясь на ее тело, когда снимает пиджак, обнажая пропитанную потом рубашку на пуговицах, которая задирается спереди, обнажая его жирный волосатый живот. — Ты же не думала, что он просто оставит тебя сидеть и гнить здесь, когда он мог бы зарабатывать деньги на твоей маленькой тугой киске. — Он быстро оглядывается на меня, но он слишком далеко, чтобы увидеть, как мои глаза превращаются в узкие щелочки. — Жаль, что эта сучка мертва. Он бы неплохо на ней заработал.

Массивная золотая цепочка болтается у него на шее, и соответствующий браслет звякает о металл, когда он вставляет ключ в замок. Я качаю головой, наблюдая со слезами на глазах, без сомнения зная, что сейчас произойдет, но что я могу сделать? Я здесь в ловушке, и крик на него только гарантирует, что мне тоже будет больно.

— Если ты, блядь, прикоснешься ко мне… — говорит она, замолкая, ее угроза ясна как день.

Филипп смеется и снимает ремень с брюк, прежде чем открыть дверь с громким скрипом, который заставляет меня вздрогнуть. Он вальяжно стоит у двери ее камеры, его намерения кристально ясны.

— Не делай вид, что ты этого не хочешь, — говорит он. — Ты гребаная шлюха для членов ДеАнджелис. Из того, что я слышал, тебя передавали по кругу в семье. Трахнула нескольких моих братьев. Моих племянников. Даже Антонио проснулся в твоей высохшей, использованной киске. Это был только вопрос времени, когда ты придешь умолять меня.

Ариана смеется, несмотря на страх в ее глазах, показывая, какой сильной она на самом деле может быть.

— Ты же не думаешь, что мы, жены мафиози, не болтаем? Ты же не думаешь, что твоя жена не рассказала мне все о твоих маленьких… недостатках. Мы все время смеемся над этим. Так что поверь мне, я бы никогда не пришла умолять тебя, не то, что твоя жена — единственный раз, когда ты спал рядом с ней.

Филипп врывается в ее камеру, наваливается на нее и зажимает ей рот рукой, в то время как я слишком хорошо вижу ключи, которые он оставил болтаться в двери камеры. — Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты заткнешься на хрен, — шипит он сквозь сжатую челюсть, ее слова явно звучали правдиво, чтобы вызвать такой дерзкий отклик из-за "шутки века".

Она сердито смотрит на него, выгибаясь под ним, пытаясь сбросить с себя его наполненное зловонием тело, но дикие, беспорядочные движения работают только против нее. — Успокойся, — насмехается он. — Для этого еще будет много времени.

Ариана в ярости набрасывается на него, ее слова приглушены его рукой у нее на губах, и хотя я знаю, что должна закрыть глаза, я, кажется, не могу отвести взгляд от ужасов, разворачивающихся передо мной. Филипп наваливается на нее всем своим весом, удерживая прижатой, в то время как поднимает другую руку и сводит ее запястья вместе. Взяв свой ремень, он связывает ей запястья, прежде чем подняться и потащить ее через грязную камеру, пока она борется с его яростной хваткой.

Он обматывает ремень вокруг металлических прутьев, гарантируя, что она не сможет вырваться, и затягивает до тех пор, пока ее пальцы не приобретают болезненный оттенок белого, прежде чем потерять цвет полностью. Филипп тянется к ее грязной одежде и начинает стаскивать с нее штаны, в то время как она пытается лягнуть его и сделать все, что в ее силах, чтобы спастись, но уже слишком поздно. Я не могу помочь ей в таком состоянии, а с ее связанными и прикованными к прутьям запястьями я не вижу, как и она могла бы помочь себе. Это должно произойти, и никто из нас ничего не может с этим поделать, кроме как ждать, пока насилие не закончится.

Ее штаны летят через грязную камеру, и он срывает с нее нижнее белье, оставляя ее еще более обнаженной и уязвимой.

— Не прикасайся ко мне, блядь, — выплевывает она в ужасе, когда он расстегивает пуговицу на брюках от костюма и высвобождает свой член.

Она бьет ногой вверх, едва не задев его причиндалы, а Филипп отпрыгивает назад, чтобы она не раздавила ему яйца, и тут же ударяет ногой по ее ребрам. Ее крик эхом разносится по всему подвалу. Этот звук оглушает меня, и слеза скатывается по моему лицу, мертвое тело подо мной почти забыто.

Филипп опускается, и его колено всем своим весом ударяется о ее внутреннюю часть бедра.

— Попробуй сделать так еще раз, и я перережу тебе горло, а затем трахну тебя. Это понятно?

Ариана всхлипывает, и даже с другого конца подвала с дерьмовым освещением я вижу, как из ее глаз катятся крупные слезы. Мое сердце разрывается, и, без сомнения, эта ужасная пытка для меня хуже, чем пытки Лукаса. Черт, даже пытки Романа и Леви.

Той ночью в старом промышленном районе я была близка к тому же самому дерьму с Дрейвеном Миллером, но я знала, что парни были рядом. Даже тогда я знала, что они не позволят ему причинить мне вред, но у Арианы никого нет. Нет белого рыцаря, который бросился бы и спас ее. Черт, нам обеим повезло, что ублюдки наверху еще не попробовали на нас это дерьмо.

Ариана поворачивает ко мне лицо, встречая мой затравленный, сломленный взгляд, когда Филипп протискивается между ее бедер. Он плюет на нее, размазывая свою слюну между ее ног, чтобы притвориться, что она действительно хочет этого. Его взгляд остается прикованным к ее киске, и ужас наполняет меня, когда он берет свой член и прижимается к ней.

Лицо Арианы искажается, когда он протискивается через ее вход, забирая у нее то, что ему не принадлежало. Он жестко трахает ее, нисколько не заботясь о ее теле, когда покрывается потом и наполняет подвал громким ворчанием, но я не отрываю от нее взгляда.

Безмолвные послания передаются, между нами, и хотя мы терпеть друг друга не можем, она знает, что, несмотря ни на что, в этих грязных камерах мы — за одно. Я прикрываю ее, и хотя я угрожала оставить ее задницу здесь, после этого у меня не хватит духу оставить ее здесь, даже после того ада, который она обрушила на меня.

Насилие продолжается и продолжается, и из-за его яростных, жестких толчков я не сомневаюсь, что