Книга Самый Красивый Гном - Харитон Байконурович Мамбурин

сосед, любящий ходить в качалку, разве что зазеленевший кожей и лишившейся намека на волосы везде, кроме как на голове. Мелочи, теряющиеся среди всех челоэльфов, гноморков, гоблюдов… и всех прочих комбинацией полукровок. Квартеронов и прочих так вообще называли просто людьми, чтобы не путаться.

Гоблины… отстояли от этого праздника жизни слегка отдельно. У них был свой, весьма специфичный, яркий, со своими нюансами и гоблиншами.

Чистокровный представитель гоблинского племени мужского рода был худощавым и чуть сгорбленным гуманоидом со средним ростом с 130–140 сантиметров и весом килограммов в 30. Крупный зубастый череп, увенчанный здоровенным острым носом, маленькие хитрые глазки, толстогубый и очень широкий рот. Короткие ноги, длинные жилистые руки.

Женщины у гоблинов отличались от мужчин едва ли не сильнее, чем последние отличались от орков. Фигуристые, крепкие, юркие как ртуть, они сновали везде, скаля белые зубы по малейшему поводу. Наличие задорно задранного кончиком кверху носика-кнопки и куда большие, нежели чем у мужиков, глаза делали гоблинш вполне привлекательными на вид. Характер у большинства из них, как я вскоре получил великое множество возможностей убедиться, был чем-то средним между ирландским цыганом и одесским евреем, но с жесткой привязкой на родоплеменные отношения.

Несмотря на то, что одеты зеленокожие были в простые и грубые вещи из некрашеной домотканой материи, назвать персонал Крозендрейка дикарями язык у меня бы не повернулся. Дело было не в том, что каждый из встреченных нами по дороге в казарму гоблинов или гоблинш носил удивительной красоты и выдумки шляпу, даже не в их прихотливо и мастерски выполненных из кожи и кости браслетах, что одевались на ноги и на руки.

Лица. Хитрые, веселые и продувные рожи гоблинов носили печать житейской сметки и тщательно сдерживаемого желания что-нибудь стырить. Поняв это, я нервно сглотнул, так как всё мое богатство, заключающееся в чемодане с одеждой, внезапно оказалось в зоне риска. По габаритам я лишь слегка был крупнее зеленых, не считая Хаёркрантца.

— Мы будем тут жить?! — тихо воскликнула эльфийка с синими прядями, озирая внутренности барака: — Это же дикарство!

— Нет, дорогуша, — раздавшийся сзади эльфийки голос неслышно подкравшегося воеводы заставил бедную киду издать пронзительный панический визг. — Здесь вы будете спать. Лечиться. Приходить в сознание. Жить вы у меня не будете вовсе. А теперь двигай свои мощи внутрь!

Казарма, сложенная из мощных бревен, оказалась разделена на небольшие комнаты, в одной из которых и жил грозный воевода. Остальные предназначались кидам — одинаковые, снабженные лишь хилым внутренним засовом и зарешеченным окном. Кровать из грубо сколоченных досок, на которые были наброшены пара охапок соломы, да простой высокий шкаф, к моему удивлению оказавшийся занятым одеждой и странной конструкцией, напоминающий увешанный пружинами костюм. Первым делом нам приказали переодеться в простые полотняные тряпки, ничем не отличающиеся от одежды бегавших по лагерю гоблинов, вторым взяли на хранение абсолютно всё, что у нас с собой было, а третьим — стали знакомить с пружинной броней.

— Это называется «упряжь», — лапища гоблорка любовно прошлась по пружинам и рессорам странного костюма. — Вы её будете носить каждый день. Перед тем, как я услышу ваш жалобный вой после первой примерки, знайте — это единственный способ поднять ваши Триады на хоть какие-то вменяемые величины… быстро. Тот придурок, что покинул лагерь? Возможно, он выживет. Но без потогонки в «упряжи», его шансы вести жизнь кида долго носят отрицательные значения. Запомните это.

Одеть «упряжь» самому было невозможно. Каждое утро и каждый вечер в комнаты к нам будут приходить гоблины, что будут помогать снимать и одевать костюмы. А заодно и кормить нас.

— Сами вы первое время жрать не сможете, так что не обижайте наших зеленых малышек, — с усмешкой произнес воевода, но затем сразу же посерьезнел, да так, что косяк двери, за который он держался одной рукой, жалобно треснул, — За драки между собой или с ополченцами — вылетите. Обидите моих соплеменников — я займусь вами сам, а потом выкину за ворота то, что останется. Всё понятно?

— Понятно. Можно вопрос? — поднял руку я, привлекая к себе взгляды всех в комнате. После поощрительного кивка младшего воеводы, продолжил: — У нас есть шансы стать кем-то другим в этом мире? Не крысами, не наемниками и не ворами?

— У всех есть шансы, задохлик, — продемонстрировал внушительные ряды зубов Хаёркрантц: — Только для этого вы должны как можно быстрее, буквально сегодня, собрать свои яйца в кулак и вспомнить, что ваши предки обладали такими качествами, как честь, отвага и мужество. Сейчас вы себя считаете охренительно хитрожопыми и продвинутыми обитателями другого мира, мечтаете о новой жизни, взращиваете планы обогащения, мечтаете, как возвыситесь над нами, дикарями. Напомню — вас призывают в этот мир сотню лет как уж, а о богатых кидах ещё никто не слышал. Зато легенды о Мэйнор Стинге, Кальваросе и Фьорне Семибородом — тех, кто сумел выплатить Деусу долг, известны даже в самых дальних рыбацких деревушках Лазантры. Делайте выводы, киды. Всё, остаток дня — ваш. Подъем в шесть утра.

Здоровенная сутулая спина гоблорка скрылась за дверных проходом, оставляя нас девятерых в тесном общем зале казармы. Эльфийка, четыре человека, три гнома, скальный орк и непонятный на внешность я, с таинственными очками на пол-лица. Киды. Должники. Попаданцы. Люди, заключившие сделку с богом.

— Ну что же… — откашлялся один из людей, — Давайте знакомиться?

— Я пас, — вырвалось у меня. Рука в кармане огладила початую пачку паршивых сигарет, что воевода разрешил оставить. — Пойду прогуляюсь.

— Что?

Кажется, вопрос вырвался хором у всех. Я поморщился. Объяснять, что всё сказанное нашим зеленым гостеприимным хозяином значило, что с завтрашнего дня начнутся однообразные и мучительные тренировки, не хотелось.

— Считайте меня мизантропом! — сделал я ручкой ошеломленному обществу, выскакивая за дверь.

Не так уж и покривил душой, хотя резонами руководствовался совершенно иными — я верил Хаёркрантцу. Здоровенный гоблорк был настолько далёк от образа манипулятора, насколько я мог только себе представить. Его слова, жесты, даже презрение — всё это было для мужика привычным явлением. Он говорил, что киды почти всегда превращаются в скользких эгоистов и воров? Я верил, так как знал, из какого времени их дергает Бог-из-Машины. Он сказал, что мы считаем себя умнее всех? Так и есть, я действительно всё свободное время, пока сюда ехал, потратил, воображая, что могу предложить этому миру из знаний своего. Так, чтобы ничего не делать, но купаться в богатстве и славе. Если мы все настолько одинаковы, то значит, остаться в кругу своих, чтобы горячечным шепотом обсуждать все случившееся, делиться своими историями и, конечно