Книга Птица скорби - Мубанга Калимамуквенто

Боязливо я делаю два шага вперёд. Воткнув в землю кухонный нож, мама расковыривает небольшую ямку, а затем, полоснув по горлу птицы ножом, наклоняет её вниз, чтобы в ямку вытекло как можно больше крови. Затем одной ногой она прижимает к земле морщинистые куриные лапы, а другой ногой – два её крыла. Я киваю, слушая мамины объяснения, а сама мысленно считаю, сколько раз содрогнётся курица, умирая. Раз. Два. Три.

– Ну что, в следующий раз сама справишься? – спрашивает мама.

– Ага, – киваю я. Вру.

Смешавшись в ямке с землёй, кровь превратилась в коричневую кашицу. Мама кидает куриную тушку на зелёное блюдо и спешит с ним в дом, а я ногой в шлёпанце закапываю ямку.

Я начинаю торг: в обмен на куриную голову обещаю в следующий раз самостоятельно общипать курицу (хотя перед этим пообещала проделать всю процедуру, начиная с убийства). Кинув на меня взгляд, мама говорит:

– А ты знаешь, что, когда общипываешь курицу, нельзя разговаривать, иначе перья отрастут обратно?

– А можно мне ещё и требуху?

Но мама молчит.

– Это нам для игры, мам, – подаёт голос Али, чинивший рядом свою игрушечную машинку.

– Хорошо, – с улыбкой говорит мама и велит задремавшей под манговым деревом Бо Шитали окунуть курицу в кипяток и вместе со мной общипать её. Куриная требуха и голова нам нужны для игры в «дом». Наши друзья – Кондвани и Лисели, они тоже живут на Манчинчи-роуд. Стоит жаркий пыльный август, поэтому играть лучше в тени, где земля не такая сухая. Мы уже распределили роли на сегодня: я буду мамой, Кондвани – папой, а Лисели с Али – нашими детьми. Сегодня наша с Али очередь готовить понарошную еду в нашем понарошном домике. Но чтобы заполучить голову и требуху, я помогаю Бо Шитали общипывать курицу, пока мама готовит обед. Сегодня Бо Шитали какая-то тихая.

– Можно мы возьмём требуху, чтобы поиграть в «дом»? – спросила я на английском, так как уж больно коряво изъяснялась на её родном лозийском.

Бо Шитали рассеянно кивает. Должно быть, она заболела. Ведь обычно на мои подобные просьбы она всегда говорит «нет», прибавляя: «Нельзя разбрасываться едой, Чичи. Все продукты должны идти в ход». Так что сейчас я жду, когда она встрепенётся и исправит свою ошибку, сказав, что некоторые вообще забивают курицу только ради гостей. Но Шитали снова кивает.

– Ты вообще меня услышала? – уточняю я.

– Да, Чичи. Бери, конечно, – говорит девушка на корявом английском.

Из кустов выглядывает Кондвани и делает мне знак – мол, давай скорей. Из кухни выходит Али: в его мокром кармане прячется требуха. Мы лезем через кусты и бежим к дому Кондвани. Он большой, стоит ровно посреди двора, а к бетонному забору прислонились шесть хозяйственных построек. Кондвани – седьмой ребёнок в семье, но это ещё не всё. Потому что с ними ещё живёт семья тёти с четырьмя детьми.

Наш «домик» – это раскидистый куст в тени возле сортира. Тут ужасно воняет мочой, но место укромное и можно играть часами.

Кондвани принесла пакетик растительного масла, соль и капустный лист. Лисели (она живёт в конце улицы, на пересечении Манчинчи-роуд с Грейт-Ист-роуд[35]) – «тарелки» (банановые листья) и кукурузную муку. Ещё мама Кондвани (она торгует у дороги маслом для жарки) выделила для нас маленькую кастрюльку, сковородку, мангал и палочку для помешивания, а Кондвани притащила из жаровни горящие угли. Старым небольшим ножиком мы шинкуем все имеющиеся ингредиенты. Да, забыла сказать, что у Али есть друг Стивен, который тоже иногда с нами играет. Так вот, этот Стивен клялся именем своей покойной матери, что может подбить из рогатки птицу на любой высоте. Врёт и не краснеет. Потому что он только и смог что подстрелить несчастных птенцов в гнезде, таких маленьких, что они все умещались на одной ладошке. И ещё они были облеплены прутиками, из которых их мама-птица слепила собственный домик. Птенчиков было жалко, но поскольку Стивен проявил себя «добытчиком», пришлось промолчать. Сегодня мы играем без Стивена, и наша с Али задача – не ударить в грязь лицом. Увы, но сегодня я убедилась в правоте маминых слов, что я уже выросла из таких игр, причём в буквальном смысле этого слова. «Домик» слишком мал для меня, и мне приходится «есть» на улице. Обидевшись на ребят, я ухожу.

Уж лучше буду играть одна.

Устроившись на прохладном полу веранды, я рисую углём круг и складываю в него камешки. Правила такие: подбрасываешь камешек и, пока он в воздухе, забираешь из круга по одному камешку, пока круг не опустеет.

Я обожала эту игру – чиято называется, и другие участники тут не нужны. И вот я играла в чиято, в моей левой руке уже собрались почти все камешки, и тут кто-то вошёл в гостиную. Сбившись, я уронила камешек. Прокралась к окну и начала подслушивать.

В гостиной взрослые вели серьёзный разговор. Я вижу тётушку Грейс – пожилую женщину с лицом, как у Тате, с таким же широким мясистым носом и опущенными уголками глаз. Примостившись на стуле, она что-то выговаривает Бо Шитали.

– А ну отвечай, с кем связалась? – На лице у тётушки Грейс выступили капельки пота. Кто-то шепчет, но точно не Бо Шитали:

– Это был Хамфри.

Подобравшись ближе к окну, я вижу четырёх незнакомых мне женщин, тётушку Грейс, маму и Бо Шитали. Мама сидит рядом с тётушкой Грейс и сокрушённо качает головой.

– Хау! – восклицает тётушка Грейс, обращаясь к маме. – И когда ты узнала об этом?

Мама неопределённо пожимает плечами.

– Хау! – снова повторяет тётушка Грейс и хлопает себя по коленке. – Ты что, не понимаешь? Если б ты раньше сказала, мы бы приняли меры. И что теперь делать? – Крик тётушки спугнул птичку на подоконнике, и та упорхнула подальше, примостившись на траве. Мама снова сокрушённо качает головой, а тётушка Грейс повернулась к Бо Шитали да как рявкнет:

– Кто такой Хамфри?

– Он тут неподалёку в школе работает, – робко, но с каким-то взрослым достоинством отвечает Бо Шитали.

– Учителем, что ли? – Губы тётушки Грейс растягиваются в улыбке, делая её более похожей на женщину. – В какой именно школе?

– Нет, сестра, вы меня не поняли, – шепчет Бо Шитали, не расцепляя рук на коленях. – Он не учитель, а садовник. При школе Нортмид.

– Хау! – восклицает тётушка Грейс, вскакивает со стула и притопывает ногой, словно исполняя боевой танец. – Ты знала? – Она зло ощеривается на маму.

– Шшш, потише, – говорит незнакомая мне женщина.

– Я ничего не знала, – отвечает мама. – Вообще-то Шитали хорошая девушка и