Книга Левиафан. Черное Солнце - Алексей Фролов

мог этого не понимать. Он сидел рядом с Антарой и что-то шептал, уткнувшись в ее густую шерсть. Периодически парень шмыгал носом и протирал глаза рукавом льняной рубашки, подол которой был изорван в клочья.

Внезапно Мидас почувствовал гнетущую темноту, зашевелившуюся глубоко в груди. Смотреть на все это было неприятно, больно. Но фригийский царь не жалел паренька, которому было от силы лет двадцать. Он знал, что жалость – последнее чувство, которое ему сейчас нужно.

Через некоторое время Зак, будто опомнившись, метнулся к своей сумке, и достал из нее неглубокую керамическую тарелку. Он выставил тарелку на улицу, чтобы набрать в нее немного воды. Затем вернулся к нактак-арин, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Поставил тарелку перед мордой Антары и бросил в нее несколько темно-зеленых катышков неясного происхождения, которые завернутыми в обрывок серой льняной тряпицы минутой ранее выудил из бездонных недр своей сумки.

Пока он давил катышки деревянной ложкой, пытаясь перемешать их с водой, кошка медленно повернулась в его сторону, будто заинтересовалась происходящим. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то осмысленное, она дернула носом и… вновь тяжело опустила голову на пол.

Нактак-арин не отреагировала ни на смесь, приготовленную Заком, ни на его настойчивые увещевания, так что парень решил насильно покормить животное. Ему это удалось лишь потому, что у Антары уже не было сил для достойного сопротивления – она лишь крепче сжимала челюсти и отводила морду в сторону. В итоге, некоторое количество смеси все же попало ей в желудок.

Мидас не был уверен, что это правильный ход, но не стал вмешиваться, ведь он даже не знал – пища это, лекарство или что-то еще. Карн задался тем же вопросом и попытался проследить химический состав вещества. Его навык в овладении собственной силой вырастал на глазах – он сумел разложить смесь на отдельные компоненты и идентифицировать их молекулы. Это была спирулина, смешанная с камедью для густой консистенции. Иными словами – источник белка с идеальным аминокислотным профилем и витаминно-минеральный комплекс в одном флаконе. То, что нужно ослабленному болезнью организму.

Накормив Антару, Зак немного успокоился. К этому времени Мидас уже вскипятил воду и парень с благодарностью принял у него из рук кружку с кипятком. А потом кошка внезапно заворочалась и даже попыталась мяукнуть. Зак тут же вскочил и попробовал уложить ее обратно, подозревая, что из-за повышенной температуры животное инстинктивно стремиться слезть с шерстяной рубахи и переползти на холодный пол подальше от огня.

Но Антара все не укладывалась. Наконец, сдавшись, парень помог ей подняться, а потом осторожно убрал от нее руки, чтобы она обозначила свои намерения. Кошка немного постояла, потом сделала неуверенный шаг вперед, еще один и… завалилась на бок. Шейные мышцы не успели вовремя включиться (или уже не могли?) и не удержали голову животного, так что она звучно ударилась челюстью о доски пола.

Зак тут же подскочил к ней и осторожно перетащил обратно на рубашку. Он уже не скрывал слез, просто не мог. Мидас хотел помочь, но с удивлением обнаружил, что парень и сам управился, притом что в нактак-арин было килограммов восемьдесят, не меньше!

Откуда-то Зак достал деревянный гребешок и стал методично расчесывать свалявшуюся кошачью шерсть. Было довольно странно видеть воина (а судя по тому, как он бился с нагами, парень определенно был воином!) за этим занятием. Воина – странно, а молодого парня – почти ребенка – который вот-вот потеряет своего лучшего (кто знает – может и единственного) друга – вполне естественно.

Мидас тут же вспомнил себя, свои собственные чувства, в тот день, когда погиб Оргн, его боевой кабан. Матерый зверюга, которого он когда-то совершенно случайно спас от бешеного льва, привязался к молодому царю и стал ему не просто другом, можно сказать – боевым братом.

Мидас приказал выковать для него броню из чистого золота со вставками из метеоритной стали. Оргн вскоре вымахал до полтора метров в холке, отличался лютым нравом и в бою едва ли уступал самому Мидасу. Он прожил двенадцать лет, что было немалым сроком для кабана, живущего в дикой природе. Хотя как сказать – дикой, конкретно этот кабан пользовался, можно сказать, всеми благами цивилизации, он прошел вместе с фригийским войском ни один десяток кровопролитных схваток, был ранен раз двадцать, половину из них – смертельно.

Доконало Оргна фракийское копье, брошенное могучей рукой Буребиста, в свое время – первого клинка этой проклятой земли. Мидасу тогда было двадцать четыре года, мягко говоря – давно уже не мальчик, шесть лет как полноправный владыка Фригии, покоривший за это время три приграничных государства и распространивший свою власть на территории, которые ни одному царю до него не снились.

И все же, когда Оргн испустил последний хриплый вздох у него на руках, Мидас рыдал, точно сотня юных дев, единовременно потерявших невинность по принуждению. А потом он две недели упивался так, что пару раз ему казалось, будто он сам умер, и говорят, будто его дыхание действительно останавливалось на несколько часов. Но между этими событиями – громогласными рыданиями и обильными возлияниями – было кое-что еще. Кое-что, что Мидас приказал не заносить в хроники.

Он убил Буребиста единственным ударом – просто пропустил колющий в бок, и в тот же момент с широкого замаха снес фракийцу голову с плеч. Начисто. А потом ухватил его обезглавленное тело за грудки, да так и держал, ловя широко раскрытым ртом струи крови, вырывавшиеся из разорванной шеи.

Затем он убил еще десять дюжин фракийских воинов – в одиночку. А потом казнил всех пленных солдат (тысячу пятьсот двадцать три человека) – тоже самолично. Далее он приказал изловить всех бежавших с поля боя – всех до последнего. Он почти целые сутки снимал с них скальпы и свежевал их холодные влажные черепа, из которых сложил курган на том самом месте, где Оргна настигла смерть. Сто сорок четыре черепа…

Так что Мидас хорошо понимал Зака. Он даже хотел сказать ему что-то насчет слез, которые не нужно прятать и которых не стоит стесняться. Но должные слова не шли к нему, и фригийский царь лишь грустно вздохнул и уставился в пелену неутихающего дождя.

А потом, когда Антара вновь попыталась подняться, но уже не смогла – даже с помощью Зака – стало ясно, чего хотело бедное животное. Шерстяная рубашка под ее задними лапами начала темнеть, а по комнате распространился запах кошачьей мочи.

– Извините, – смущенный взгляд Зака полоснул