Книга Там мое королевство - Анастасия Владимировна Демишкевич

все-таки украсть не могут.

– И что же это?

– Имена! – радостно кричу я. – У нас не могут украсть имена!

– У нас слишком обычные имена – никто не захочет их красть, – грустно говоришь ты. – В мире так много людей с такими же именами, разве мы сможем узнать друг друга по ним?

– Конечно, нет, вот поэтому я и говорю про наши настоящие имена, их-то никто не знает.

– Точно! Но тогда мы должны дать их друг другу. Ну, знаешь, как будто посвятить в рыцари, – предлагаешь ты.

– Хорошо, что имена у нас уже есть, нужно только отречься от наших ненастоящих, чтобы заклинание имен непременно сработало!

– Отличная идея. Для такой церемонии нам нужны свидетели.

Мы собираем по квартире все горшки с растениями и расставляем их по кругу в центре комнаты. Эти цветы живые, а значит, они могут быть нашими полноправными зрителями.

Мы аккуратно пересекаем цветочную границу и садимся в центр круга.

– Я называю тебя Кимберли, – торжественно объявляешь ты, заткнув мне за ухо воронье перо.

– Я отрекаюсь от имени Аня и принимаю имя Кимберли. А тебя я называю – Джеральдиной, – говорю я и передаю перо тебе.

– Я отрекаюсь от имени Лера и принимаю имя Джеральдина, – повторяешь заклинание ты.

Теперь у нас есть имена, которые знаем только мы, чтобы по ним узнать друг друга, если вдруг так случится, что мы потеряемся в наших новых жизнях. А еще эти имена из другого мира, из нашего собственного, потому что там нас не могут называть так же, как и здесь. Мы отрекаемся от имен, данных нам нашими странными родителями, чтобы принять имена, выбранные самым лучшим другом.

Перед самым твоим отъездом мы на всякий случай пишем письмо канцлеру:

«Дорогой канцлер!

Как ты там? Не болит ли спина? Очень надеемся, что ты не развалил королевство и хорошо за ним приглядываешь.

Этот мир постоянно посылает нам суровые испытания. Нас хотят разлучить! Сделать так, чтобы мы забыли, кто мы. Но мы не сдаемся и боремся со всеми, кто мешает нашей дружбе и нашему возвращению.

Пошли нам какой-нибудь знак.

Надеемся, до скорой встречи!

Кимберли и Джеральдина».

Ты уезжаешь.

Тут-то и должна была закончиться наша преступная дружба, потому что расстояние в тридцать шесть километров для ребенка непреодолимо. Но мы не сдаемся. Я закатываю отменные истерики маме – на отца-то они не действуют, – и иногда она возит меня к тебе в гости. Ты же ведешь себя очень-очень хорошо, выполняешь всю работу по дому и по секте, чтобы эти встречи были возможны.

Мы не видимся неделями, а иногда месяцами, но именно это и делает каждую нашу встречу настоящим праздником, с которым не сравнится ни Рождество, ни годовщина Октябрьской революции.

В школе без тебя становится совсем мрачно. Пока ты была здесь, у меня не было никакой необходимости замечать еще хоть кого-то. Теперь я вынужденно смотрю на всех – и то, что я вижу, мне не нравится. Кто-то все еще играет в куклы, кто-то бегает за мальчишками, кто-то занят тем, что создает свою маленькую армию и нападает на каких-нибудь одиночек вроде меня. Мне не интересно ни то, ни другое, ни третье, но я делаю вид, что интересно, чтобы просто пережить школу. К тому же, какая разница, что происходит здесь, когда там ждешь меня ты.

* * *

Не знаю, что лучше – ожидание радости или сама радость. Некоторые говорят, что ожидание.

Если я знаю, что поеду к тебе в конце недели, то ждать начинаю уже с понедельника, если же по какой-то причине к тебе мне нельзя, то ждать мне нечего, и неделя проходит крайне уныло. Такую неделю я пропускаю, пинком отправляя в небытие, а ждать начинаю уже со следующей. Бог создал мир за неделю. Неделя – более чем достаточно для моих страданий.

Сегодня суббота, в школе два урока (уроки в субботу – это варварство, иначе я могла бы уехать еще вчера). Раздается звонок, и начинается мой путь к счастью. Усатая гардеробщица с бородавкой на крючковатом носу (не прозвать ее Бабой-ягой было бы трудно) возвращает мне мой чудо-плащ как залог того, что я вырвалась из этих мрачных стен и снова свободна. Она стережет его неделю, год, а может быть, и вечность, но теперь у меня есть причина, чтобы выйти, и Баба-яга знает, что не сможет мне помешать.

Я надеваю чудо-плащ, который должен укрыть меня от холода, а если нужно, то и от вражеских глаз, и ступаю за школьный порог. Путь к счастью только один – электричка. Совсем недавно я добилась права ездить к тебе самостоятельно, но, по договоренности с мамой, добираться должна была на электричке, так как от станции, куда она прибывала, ближе было до твоего дома, чем от остановки междугороднего автобуса, а главное, не нужно было переходить дорогу. Не знаю, где меня подстерегало больше опасностей: на пешеходном переходе или в электричке – давнем прибежище маргинальных элементов и насупленных дачников. Наверное, нигде, так как у меня был волшебный плащ и у него, надо думать, имелась пара функций на любой случай, будь то встреча моей тщедушной фигурки с транспортным средством или попытка зарубить меня лопатой.

Я тороплюсь, хотя и не опаздываю, хочу посидеть еще немного на вокзале, посмотреть на большие часы, стрелки которых лениво отмеряют последние минуты до начала моего пути. Иногда я слышу, как они шепчутся.

Я, наверное, самый счастливый человек на этом вокзале.

– Билет на поезд на одиннадцать сорок, пожалуйста, – говорю я кассиру.

– Это не поезд, а электричка, девочка, – отвечает мне она, протягивая билет.

«Это для вас это электричка», – улыбаясь думаю я.

Наконец пора, сбегаю вниз по пятнадцати ступенькам, ведущим к платформе. Когда я вернусь, ступеньки подрастут, и мне тяжело и грустно будет взбираться по ним. Так происходит всегда, когда твой путь обратный.

Но сейчас это значения не имеет – главное сесть у окна.

Поезд урчит и отдувается, за этим шумом можно услышать: «Я могу отвезти тебя куда угодно. Так куда ты хочешь?»

– Спасибо, я хочу попасть к Лере, – тихо отвечаю ему я.

С важным видом пройдя по вагону (еще бы! Со мной только что говорил поезд), я сажусь именно туда, куда и хотела – у окна справа. Поезд трогается, мои коленки на секунду подскакивают вверх от радости. Много интересного предстоит мне увидеть, и много опасностей ждет