Книга Будущее в твоих глазах - Goldy Circe
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Протестую. В болезни я беру всё на себя, любимый, — их пальцы переплетаются. Жан с улыбкой рассматривает блеск ореховых глаз, смотрящих на него с безграничной заботой. Киа щурится от по-летнему мандаринового солнца, что прокрадывается в кухню. — Следуя твоим наставлениям, я уже могу готовить без страшных последствий… Позавчера ведь вышло не так плохо?
Кирштейн кивает, вновь целуя её руки. Порой ему сложно поверить, что всё происходит взаправду.
— Да, моё солнце, вчерашний салат был очень вкусным…
***
— Тц, торжественно заявляю: кто не помоет руки — не будет есть.
Над лужайкой проносится ряд разочарованных вздохов: дети{?}[в случае, если вы немного запутаетесь, кто-кому-кем приходится то вот вам коротенькие родовые древа:
Жан и Киа Кирштейн — Оливия (7 лет), Александр/Алекс (5 лет), золотистый ретривер по кличке Скитс (3 года), Тео (1 год);
Леви и Катрина/Кáта Аккерман — Эрвин/Вин/Винни (10 лет), Николь/Ника (5 лет);
Конни и Вáйна Спрингер — Арчи (3 года);
Райнер и Лорен/Лора Браун — Лео (6 лет);
Армин и Анни Аллерт — Фрида (3 года);] явно не в восторге от прерванной игры. Вин, как самый старший из компании, деловито поправляет соломенную шляпу, что почти съехала ему на нос и оглядывает честное собрание, цепко пересчитывая всех про себя. В руках — раскрытая книга сказок, которую он зачитывал самым младшим. Ветер воровато треплет страницы, заставляя изображение двух рыцарей плясать.
— Дядя Леви, смотрите, как я могу! — звонко и задорно выкрикивает вдруг Оливия. Спрыгнув с пенька, она делает колесо на одной руке. Вин скептически рассматривает девчонку Кирштейн с кудрявыми русыми волосами, что со смехом улыбается отцу. Она почти на три года младше, но энергии и оптимизма в ней хоть отбавляй. Хотя спокойному и серьёзному Аккерману это в ней и нравится. Олив ещё неплохо играет в шахматы, вчера они до ночи просидели в библиотеке, разыгрывая партию за партией. Быть может, пройдёт пара лет, и Вин практически впервые с удивлением обнаружит своего короля загнанным в ловушку под названием мат. Пока он обыгрывал всех кроме родителей. И в этом назревающем вызове было что-то приятное.
— Очень хорошо, Олив. Восхищаешь своей грациозностью. А теперь все в дом мыть руки, — Леви удовлетворённо улыбается, когда дети поднимаются. Младший Спрингер, Арчи, едва встав, тут же плюхается обратно. Шестилетний белобрысый Лео Браун тут же оказывается рядом и помогает товарищу подняться, чем невольно напоминает капитану Райнера.
Вин, сунув сказки подмышку, ответственно берёт за руку трёхлетнюю Фриду Аллерт, зная, что девочка жутко стеснительная и тихая, чтобы попросить о компании. Оглядывается, пытаясь выискать, где сестра с младшим Кирштейном — мимо вдруг проносится вихрь соломенных шляп, устремляясь к капитану.
— Можно мы пойдём с вами, дядя Леви? — спрашивает через одышку Алекс. Николь, прибежавшая следом, врезается в мальчишку. Шляпы слетают на траву, вызывая у обоих приступ смеха.
Леви чувствует, как губы трогает лёгкая улыбка: вот уже седьмое лето подряд его с Кáтой дом превращался в полноценный детский сад, когда бывшие сослуживцы и друзья съезжались погостить у капитанов. Методом проб и ошибок, Аккерман пришёл к выводу, что такой концентрат людей и детей требует особого внимания и контроля, так что чайная лавка в неделю гостей закрывалась под благовидным предлогом. Соседняя пекарня — тоже.
В обычные дни всё было проще: забота о спокойном десятилетнем Вине и шебутной Николь не шли ни в какое сравнение с этим ежегодным балаганом. Один Арчи Спрингер стоил десятерых по своей неугомонности и “везучести”.
Ника тем временем цепляется за рукав рубашки отца.
— Папа, можно за руки? — девчонка улыбается, её зелёные глаза смеются.
Алекс, подняв упавшие шляпы, поддакивает:
— А я могу трость понести. Пожалуйста.
Трость. После битвы Неба и Земли, Леви думал, что вообще никогда не сможет ходить: колено было в ужасном состоянии. Сустав, прокусанный титаном, больше намекал на ампутацию, чем на светлое будущее. Такой была первая мысль Аккермана, когда он очнулся от морока призраков павших товарищей. Второй было уговорить Катрину запросить развод и найти себе “кого-то нормального”. Боль, разлившуюся в родных зелёных глазах после этих слов Леви никогда не забудет, это было больнее, чем разбитое колено. Себе он не стал лгать — то, что Кáта с пылом принялась его отчитывать за такие “глупые предположения”, заставило прослезиться. Благо, это хорошо скрывали бинты на лице.
Им улыбнулась удача: в форте Сальта среди спасшихся марлийцев был именитый хирург. Стабилизировав состояние, доктор с интересом заметил, что такое ранение требует протезирования, а шансы неплохи. Дальше дело было за малым, и сейчас протез прекрасно стоял на месте сустава, лишь изредка тягуче реагируя на смену погоды и излишнюю нагрузку, однако такая плата, чтобы иметь возможность полноценно жить с женой, Аккерман считал почти подарком.
Трость. Леви милостиво кивает. У этих пятилеток он явно какая-то звезда — иначе объяснить такой тропизм он не в состоянии. Их ни шрамы на лице, ни бельмо не отталкивают. Каждый год они с особым рвением цепляются именно к нему — не к Конни, не к Райнеру и даже не к Аллерту. Поначалу это настораживало и даже смущало: Аккерман привык к тому, что здесь, на материке, комбинация из рубцов, лейкомы и отсутствия пальцев на правой руке пугали всех, кроме его детей. Но радость малышни чувствовалась явно неподдельной, и они продолжали упорно искать его внимания и общества. Хотя не то чтобы Леви был против. Единственным конкурентом в этой канители являлся Жан — у Кирштейна открылся явный талант к определению подхода к детям.
Аккерман улыбается. Всё же, это даже приятно — он уже год носит трость больше для солидности, чем для дела. Протез прижился как надо.
— Помним правила: за руки не тянем, в стороны не убегаем. Алекс — доверяю тебе мою третью ногу, — чуть взъерошив волосы маленькой копии Жана, Леви протягивает тому свою трость. Не сразу угадывает, как попасть Алексу в руку — всё же, лишившись одного глаза, Аккерман утратил возможность точно оценивать расстояние между предметами{?}[Это свойство называется бинокулярное зрение — это сложная функция высших отделов центральной нервной системы, при которой зрительные образы каждого глаза преобразуются в одно зрительное ощущение, обеспечивая пространственное, глубинное стереоскопическое (грубо говоря, “объёмное”) зрение.
Наиболее простым и достаточно достоверным тестом для определения устойчивого бинокулярном зрения в массовых осмотрах является тест Рейнеке с двумя карандашами. Но, чтобы сымитировать то, что видит и чувствует Леви, я предлагаю симулировать монокулярное зрение: Вы берёте в одну руку
