Книга Охота на вампиров - Елена Валентиновна Топильская

и чаще. Один раз я зашла к нему после приема и застала его сползающим с кресла, причем бледность его лица могла сравниться с жертвами вурдалака. Мы с Зойкой еле успели вызвать и «скорую помощь». Сколько он еще протянет на прокурорском месте? Мне даже не хотелось думать про то, что мы проводим нашего Владимира Ивановича на пенсию, а вместо него прокуратурой будет руководить какой-нибудь молодой выскочка.

Правда, Лешка как-то заикнулся в том смысле, что когда-нибудь это все равно произойдет, а новый прокурор необязательно будет ублюдком, он может быть и не хуже старого. Но во мне все возмутилось: не будет никакого прокурора, способного сравниться с обожаемым шефом. Пусть Иваныч ругается (хотя он и не ругается никогда по-настоящему, просто ворчит), пусть язвит, пусть пытается лавировать в узком проливе между Сциллой городской прокуратуры и Харибдой нашего разгильдяйства, жертвуя в этой игре пешками ради королевы, как дальновидный гроссмейстер, и если мы по ходу дела выражаем недовольство его поведением, то в конце концов все равно признаем его глобальную правоту и мудрость.

И то, что нам с Лешкой до сих пор ходить на работу интересно, — его заслуга.

Так что будить шефа среди ночи не буду, лучше завтра доложу ему все деликатно, подготовив его к страшной правде, подумала я, и спохватилась, что уже не завтра, а сегодня, поскольку в девять мне надо быть на работе. Обвинительное-то, черт возьми, так и не сдано.

В общем-то, после ночного выезда положено время на отдых, но мне почему-то отдохнуть еще ни разу не удавалось.

Можно было, конечно, прикорнуть в комнате дежурного эксперта или у санитара, но присутствие вампира отравляло настроение. Я поймала себя на том, что суеверно жду рассвета, — наивно рассчитывая, что пение петуха загонит всю нечисть в ее потусторонние убежища, и поразилась тому, как в моем атеистическом сознании бойко всплывают глубинные пласты языческой памяти предков. Я, всю жизнь утверждавшая, что ничего колдовского не существует, и все кажущееся мистическим имеет свое реальное объяснение, почему-то с легкостью поверила в то, что этот косматый мертвец был вампиром.

И как раз в тот момент, когда я это осознала, в морге зажегся свет. Криминалист задул свечу и выпрямился. Судмедэксперт скептически глянул на труп с дырками на шее и отошел от каталки. Я разжала руку, вцепившуюся в куртку Георгия Георгиевича. Как же по-разному все воспринимается при электрическом освещении и в колеблющемся язычке пламени свечного огарка…

Мы переглянулись. Интересно, с чего это мы взяли, что имеем дело с трупом вурдалака? Да еще и с воодушевлением поскакали вылавливать в коридорах морга его обескровленные жертвы? Ну и что, в конце концов, что у него длинные спутанные волосы? Сейчас за это никого на улицах не хватают, хоть до пупа шевелюру носи. Уродлив? Те, кто на лицо ужасные, добрые внутри. Ногти в два сантиметра отрастил? Может, у него дома ножниц не было; или по идейным соображениям. Вон я в толстом журнале прочитала волнующую историю одной фотомодели, которая с теплотой вспоминает своего западного гуру: тот — между прочим, представитель интеллектуальной элиты — тоже ногти не стриг, причем на ногах, а давал их обкусывать своей собаке.

А кол, загнанный в сердце, кстати, не самый изощренный способ убийства. Чем хуже, например, ножка от табуретки, загнанная в задний проход? Или гвоздь в ухе? Так что нечего дурью маяться, приказала я себе. Надо дописать протокол и ехать на работу: возбуждать дело, выполнять необходимые следственные действия, заканчивать обвиниловку — в общем, заниматься текущей следовательской работой и не корчить из себя охотника на вампиров.

Мне показалось, что каждый из нас подумал то же самое.

— Мария Сергеевна, тебе сколько времени надо на протокол? — спросил Георгий Георгиевич. — В полчаса уложишься?

— Попробую, — ответила я. — А что?

— Да у меня тут коньячок припрятан, — мечтательно зажмурился эксперт, и тихий криминалист засветился лицом и потянулся к нему.

Я индифферентно пожала плечами. К крепким напиткам я равнодушна, да и вообще на работе уже давно пью только в крайних случаях. Горчаков на это сетует: мол, старость подкралась незаметно, раньше я была более компанейским человеком. Старые опера тоже любят вспоминать, как мы с ними работали лет десять-пятнадцать назад, и подчеркивают, что после успешного допроса и оформления протокола задержания мы все дружно отмечали раскрытие, и я не брезговала. Да, обычно думаю я, хорошо помню, как это происходило.

Когда убийца торжественно передавался в руки следствия, это означало, что опера уже свободны и могут праздновать, а у следователя самая работа и начинается. И пока следователь-бедолага терзает задержанного или задержанный терзает следователя — это уж как повезет, бравые орлы-оперативники в соседнем кабинете накрывают стол с изобилием горячительных напитков и умеренно аскетичной закуской, некоторое время грустно сидят вокруг стола, демонстрируя солидарность со следопытом, потом начинают поминутно заглядывать в кабинет, где идет решающий допрос, и мимикой показывают следователю, что допрос допросом, но там, за стенкой, все стынет и нельзя больше испытывать терпение оперативного состава; в конце концов, добиваются предложения следователя начать, а он потом подойдет. А когда умаявшийся следователь ставит точку в последнем процессуальном документе, смахивает со лба каплю трудового пота, сдает бандита в камеру и, предвкушая — нет, не стопку сивухи, а кусок хлеба с колбасой, первый за весь день, входит туда, где празднуют, он обнаруживает, что последний сухарь, приготовленный на закусь, исчез в утробах оперов вслед за третьей дозой, а всего тостов уже было не меньше двадцати. Зато на столе все еще широко представлена разнообразная водка, которую следователь, увы, не пьет вообще, а без закуски — тем более…

Но в данном случае мне ничто не мешало просто поддержать компанию, посидеть рядом с любителями изысканных напитков и, пока они смакуют коньячок, поболтать с ними на тему о сегодняшнем покойнике — выяснить, что они думают про упырей и кровососов, а также про нетрадиционные способы убийства.

И мы пошли в комнату дежурного эксперта, расположились там с неожиданным удобством, — а может, так показалось после балансирования на краю грязной канавы, перемещений по темному и холодному моргу и силовых упражнений с каталками.

Мне тоже налили коньяку, и я, сделав вид, что пригубила, присела в уголочке дописывать протокол. Убеждая себя в том, что мы только что осмотрели самый обычный труп, я обдумывала, как грамотнее отобразить в протоколе красное свечение клыков и глаз объекта осмотра, и одновременно участвовала в приятной беседе.

— Хороший коньячок, — с чувством проговорил Георгий Георгиевич, — и парень