Книга «Варягъ» — победитель - Глеб Дойников

— Лекаря-то зачем забираете? А как нам с ранеными быть?

— На стационерах есть свои врачи, а у меня, боюсь, будет раненых с полкоманды. Теперь о том, как быть, что делать и так далее. Если «Асама» после взрыва двух мин будет выведена из строя, вы обстреливаете «Чиоду», вроде в ордере она следующая? Причем я бы порекомендовал для каждого залпа «высовываться» из-за корпуса «Асамы», а для перезарядки задним ходом отходить назад, прячась за «Асамой». Тогда преимущество в скорострельности 120-миллиметровок «Чиоды» будет скомпенсировано, зато пары ваших 8'' бомб ей для выхода из строя вполне может хватить. Да, и не забывайте любое шевеление на палубе и в казематах «Асамы» пресекать огнем ретирадной пушки и противоминной мелочи, а то прозеваете один-два ее восьми- или шестидюймовых снаряда, и прощай, «Кореец»! Как только вы получите повреждения, после которых ведение боя будет невозможно, команду в шлюпки, поджигайте запальные шнуры, заранее отмерьте десять-пятнадцать минут, направляйте брандер имени «Корейца» на «Асаму», чтоб ее подольше поднимали и чинили, и гребите назад в Чемульпо. Если до «Асамы» дотянуться не сможете, попробуйте взорваться на фарватере. Любое препятствие, блокирующее судоходство в Чемульпо, будет костью в горле у япошек при высадке десанта. А больше им его и высаживать-то особо негде. Мне не нужно, чтобы вы погибли. Наоборот, вы должны выжить и рассказать НАШУ версию событий, иногда на войне это важнее, чем выигранное сражение. А по поводу тарана, я думаю, про бриг «Меркурий» и пистолет Казарского все помнят?[10]Так вот, если мы хотим выиграть эту войну, командир любого японского корабля, даже «Микасы», должен после нашего завтрашнего боя бояться просто сблизиться с любым самым занюханным русским миноносцем! Как турки боялись! Да и шансы на выживание не знаю где выше, на «Корейце» или на «Варяге», где лично вам, Павел Андреевич, придется завтра быть.

— Вы меня что, в трусости обвиняете, ваше высокоблагородие?

— Нет. Но мне до зарезу нужен на борту еще один штурман. Зачем, простите, позже. Но это приказ. А на «Корейце» штурман уже ни к чему, дедушке с рейда завтра не уйти…

— Вы так говорите, Всеволод Федорович, будто точно знаете, что нам завтра идти в бой. А ведь…

— Вениамин Васильевич, простите великодушно, но вы уже вернулись с «Сунгари» или все еще на пути туда? Ваша же идея с бетоном, вам и выполнять, инициатива — она наказуема.

Нервные смешки собрания медленно, но верно переходят в нормальный здоровый смех, чего собственно, и добивался командир крейсера, как бы его не звали. Обе его персоналии наперебой голосили, что с техническими деталями можно разобраться и завтра, а вот поднять дух команды и особенно офицеров перед боем сейчас гораздо важнее.

— Сей секунд, замешкался, вернее, заслушался. Вас послушать, так вы к этому дню будто год готовились! Только без меня ничего важного пожалуйста не обсуждайте, хорошо?

— Христом Богом клянусь, будем пить чай с коньяком и музицировать! А готовился не год, а всю жизнь, как и все мы, господа.

— Музицировать?

— Так точно господа офицеры. Кто у нас наиболее силен на рояле? Мичман Эйлер? Мне тут давно пришла в голову идея гимн «Варяга» написать, а сегодня по возвращению «Корейца» как обухом по голове ударило, повод-то какой! Вот вроде что-то получаться стало (простите за плагиат, неизвестные мне немец и переводчик, но так надо),[11]давайте вместе попробуем. Я попробую напеть, а вы, будьте любезны, подберите ноты.

— Но до того ли сейчас? Дел невпроворот, а вы музицировать!

— Больше скажу. Завтра надо будет до обеда и команду обучить песне. Им она пригодится дух поднять, да и помирать с музыкой веселее будет! Считайте это моей командирской блажью.

В сгущающихся вечерних сумерках рейда Чемульпо впервые звучала песня «Варяга». И пусть карты уже лежали немного не так, как в той истории что помнил Карпышев/Руднев. Пусть мелодия не на все 100 % совпадала с той, что он напевал с детства (эх, как я тогда в третьем классе дрался с братьями Ким после строчки про «узкоглазых чертей», до сих пор приятно вспомнить), и которая, наверное, и привела его в конце концов на эту скользкую дорожку. Которая завтра вполне могла закончиться на мостика «Варяга» разлетом его мозгов при неудачном разрыве японского снаряда, но зато ее пели именно те люди, у которых было на это больше прав, чем у любого другого исполнителя во все времена. И потом, команда должна не идти в бой потому, что она должна. Она должна в него рваться! Тогда завтра у нас будет шанс.

Наверх вы, товарищи, все по местам!

Последний парад наступает!

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает!

Все вымпелы вьются и цепи гремят,

Наверх якоря поднимая,

Готовятся к бою орудия в ряд,

На солнце зловеще сверкая.

Из пристани верной мы в битву идем,

Навстречу грозящей нам смерти,

За родину в море открытом умрем,

Где ждут желтолицые черти!

Свистит, и гремит, и грохочет кругом

Гром пушек, шипенье снаряда,

И стал наш бесстрашный, наш верный «Варяг»

Подобен кромешному аду!

В предсмертных мученьях трепещут тела,

Вкруг грохот, и дым, и стенанья,

И судно охвачено морем огня, —

Настали минуты прощанья.

Прощайте, товарищи! С Богом, ура!

Кипящее море под нами!

Не думали, братцы, мы с вами вчера,

Что нынче умрем под волнами!

Не скажет ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага,

Лишь волны морские прославят одни

Геройскую гибель «Варяга»![12]