Книга Колдуны - Адам Нэвилл

себе разные части темного дома. Это все равно что находиться под палубой старого парусника. Даже Тому эти звуки кажутся таинственными. Если бы он не знал наверняка, то решил бы, что внизу раздаются шаги, а за одним из перекрытий кто-то скребется. Ему кажется, что на кухне стонет некая поверхность, словно принимая на себя вес усевшегося на нее существа.

Между этими загадочными нарушениями покоя повисает тишина, настолько глубокая, что Тому чудится, будто дом расползается во все стороны бесконечными комнатами, коридорами и помещениями, которые они еще не нашли. Но, по крайней мере, это отвлекает его от навязчивой карусели мыслей: куда отправить резюме, какой контакт использовать, какую стену зашкурить первой. Все это вертится и вертится в голове. Том подозревает, что заботы оставили самую настоящую колею в его мозгах.

Он думает, что Грейси спит. Она давно затихла.

* * *

Том не может это знать, но разум его дочери как никогда активен.

Грейси попала в странное, светлое место. Она стоит с Арчи на поросшем травой холмике, который кольцом окружают черные деревья.

Вокруг холма, прямо под узловатыми ступнями огромных стволов, против часовой стрелки кружат на слабых лапах серые зайцы с лицами стариков.

Зверьки всё появляются и появляются из каменной дверцы в холме, переговариваются голосами няни и дедушки, а затем начинают свое кружение. Их язык незнаком Грейси, но она, сама не зная как, понимает его. И ей не нравится, что зайцы смотрят на Арчи злыми, выцветшими глазами.

С вершины зеленого и круглого, точно иглу, холма Грейси ищет взглядом маму и видит за верхушками деревьев их новый дом. А в окне верхнего этажа большим красным ртом смеется мама. Потом она становится совсем расплывчатой и повязывает что-то себе на шею.

* * *

Дыхание Фионы сбивается, она что-то бормочет. Ее тело абсолютно неподвижно и кажется чуть сдувшимся. Том всегда засыпает первым, но теперь он остается единственным в доме, кто бодрствует, и чувствует себя ужасно одиноким.

* * *

Фиона у черного пруда, она красит губы кроваво-красной помадой и смотрит на свое отражение в воде. Ее лицо, за исключением рта, расплывается.

Она не одна. Но не может разглядеть тех, кто ползает на четвереньках за окаймляющими воду кустарниками. Раздается смех. Смеются над ней. Это люди. Их двое, и они передвигаются точно животные.

– Принесло еще больше чертовой дряни, – объявляет женщина.

Фиона поднимает руки и затягивает на своем горле веревку.

– Где же мне это сделать? – спрашивает она. – Там?

Соседний дом настолько идеален, что кажется миражом: увитая плющом красная кирпичная кладка, с водосточных желобов свисают розовые глицинии, белые деревянные панели сверкают, будто идеальные зубы в злорадной улыбке.

Фиона не может ничего разглядеть внутри здания. Оконные стекла ослепляют. Однако из симпатичного домика просачивается удушливый запах мышиной мочи и сырого дерева, опилок и газа. Фиона смотрит на головки колокольчиков, обступивших ее ноги, пока глаза не пронзает боль от их цвета.

Ее не должно быть здесь. Она не в том саду и пытается встать, услышав за оградой плач Грейси.

Но Грейси вовсе не в соседнем саду, а под водой перед Фионой. Глаза дочери закрыты, губы шевелятся. Ее волосы колышутся, словно трава, а затем и становятся травой.

Ноги Фионы будто набиты мокрым песком, с тем же успехом она могла бы сидеть в инвалидном кресле. Даже наклоняться вперед становится трудно, а вскоре она перестает дышать, потому что петля на ее шее снова затягивается.

* * *

Том даже не уверен, что проснулся, когда Фиона произносит:

– Я была не в том саду.

Рядом с ним на кровати виден ее силуэт. Она смотрит на дочку, которая только что забралась к ним в постель.

Грейси плачет, и Тому кажется, что она говорит:

– А кролики плохо с ним обращаются. Большая крольчиха в черном платье пришла в дом, поймала папин хвост в капкан, а папа плачет и не может выбраться…

Том проспал не больше нескольких секунд. Но погрузился в сон так глубоко, что страх смерти немедленно заставил его проснуться. Приходит воспоминание из прерванного видения: его преследовало по первому этажу дома нечто с белой маской вместо лица. Половины половиц не хватало. Больше Том ничего не может припомнить.

Он окончательно просыпается, когда Фиона снова укладывается, что-то бормоча под нос.

Теплое тело Грейси устраивается в его объятиях. Дочка дремлет. Том накрывает ее одеялом и поворачивается на бок. Грейси прижимается к его животу и кладет голову ему под подбородок. Ожидая, пока пройдет его собственная растерянность, Том большим пальцем осторожно вытирает слезы с ее щек.

Вскоре он начинает жалеть, что не может перевернуться, не потревожив Грейси. Ему не нравится лежать спиной к открытой двери.

7

– Ах ты, ублюдок. Залезай.

Скребя пальцами ног по половицам, с которых он содрал грязный ковер, измазавший черным лицо и руки, Том укладывает матрас на диван Грейси.

Над полом ее комнаты сложенными кубиками возвышаются пластиковые ящики. Внутри к стенкам прижимаются игрушки и одежда, будто тропические создания, которых держат в плену в мутных аквариумах. Но, по крайней мере, в этой комнате пол прочный. Они купят дочке коврик. Хороший ковер появится позже, когда они смогут себе его позволить на втором этаже.

Еще долго их жизнь будут определять неустроенность и сложности. Тем временем Грейси понадобится кровать, одежда, игрушки в ее собственной комнате. Прошлой ночью она снова спала с ними. Никому не удается выспаться. Странные сны и разговоры с самими собой. Они продолжают просыпаться и будить друг друга. Так больше продолжаться не может, нужно расселиться.

Через открытое окно доносятся голоса.

Том берет передышку и присаживается на кровать. Усилия, с которыми пришлось тащить ее вверх по лестнице, отдаются теперь в больном плече, спине и локте. Тыльной стороной грязной руки Том вытирает пот со лба.

Снаружи раздается заливистый смех. Принужденный, возможно наигранный. Этот звук раздражает его.

Они все еще не познакомились с соседями, с людьми, у которых было достаточно удобных случаев зайти и чопорно, но застенчиво представиться. Однако те не показываются на глаза, лишь продолжают украшать свой и без того идеальный сад. Том подозревает, что они намеренно не торопятся установить добрососедские отношения. Возможно, в этом есть оттенок презрения к незнакомцам. Странная сделка с водительницей «мерседеса», свидетелем которой он стал два дня назад, не помогла избавиться от сомнений.

Сменив позу, Том ложится поперек кровати так, чтобы его лицо находилось на некотором расстоянии от окна, и выглядывает