Книга Истории неоднозначных преступлений - Андрей Николаевич Толкачев

уже поделили на тех, кто должен был идти на заклание, и остальных. Варшавяне-евреи должны были носить на правом предплечье повязки со звездой Давида, и ограничивать разными унизительными запретами. Поэтому у обреченных людей была лишь видимость жизни. Все понимали, что они приговорены к пыткам, расстрелу, газовой камере или отложенной смерти, — мучительной от невозможности вернуть погибших близких, от невыразимости своего удушающего горя.

…А теперь участники экскурсии имеют свободный час и могут прогуляться, поесть мороженого, сходить в магазин. Погода хорошая, все улыбаются, разбрелись кто куда.

…А в этом районе бессовестно гуляла смерть. А под этим домом сидели голодающие дети. А в гестаповской тюрьме Павяк пытали людей. А по этой улице вели людей на Умшлагплатц (товарный двор железной дороги) для отправки в газовые камеры Треблинки. А из того окна выглядывали чьи-то испуганные глаза…

Посещение района Варшавского гетто нельзя называть туристическим местом

Ничто на земле не проходит бесследно

(Слова из песни)

Там произошла история Ирены Сендлер, про которую сегодня говорят и пишут одним шаблоном: «Во время Варшавского гетто Ирене Сендлер удалось вынести из гетто и, тем самым, спасти более 2500 детей».

Читаю — там творилось с людьми немыслимое. А теперь это уместилось в две строчки, где 2500 спасенных детей, будто 2500 баллов. Ирена никогда не называла эту цифру. Она только записывала конкретные фамилии спасенных. Тридцатилетняя женщина устроилась на работу в гетто и в плотницком ящике вытаскивала младенцев, капнув им люминал на язычок, маленькая хрупкая женщина. Тех, кто взрослее тоже спасала — сажала в мешок и вывозила в задней части грузовичка. Еще она придумала брать с собой собаку, лающую на фашистскую охрану на воротах гетто.

Как молоды мы были, как молоды мы были,

Как искренне любили, как верили в себя!

(Слова из песни)

Там бродят души детей и их родителей…

Дети распределялись по семьям. Некоторым она платила и фиксировала все. Свои действия, каждого ребенка, и каждого взрослого, который взял ребенка. Списки в стеклянной банке она закапывала под деревом на заднем дворе. Если бы нацисты узнали ее бы пытали, где списки, требовали бы, чтобы она выдала семьи, приютившие детей и потом бы расстреляли всех. Были люди, которые доносили. Ирена всех записывала, вела себя с людьми так, чтобы они понимали, что будут прокляты, если пойдут на предательство.

Лишь измены простить не могли…

(Слова из песни)

Однажды к ней пришли гестаповцы. Только бы выдержала ее арест больная мама. Квартиру перевернули вверх дном, матрасы, подушки раскромсали. И перья, которые она часто видела вылетающими из окон, теперь кружили по ее комнате. Ее везли на Шуха, 25. Из того места никто не выходил живым. Она — член подпольной Жеготы, назвала себя работником соцзащиты. Но в камере, где было пять женщин, одна из них вдруг сказала при всех: «Вы спасали еврейских детей». Если бы среди них оказался информатор! Был бы конец. Женщины были обриты наголо, так немцы поступали с женщинами легкого поведения.

На три голоса они спели ей колыбельную, — надежда на спасение появилась. И уже не так зловеще слышались удары церковного колокола, будто извещавшие о том, что час смерти пробил. Только бы вынести угрозы немедленного расстрела. Только бы вынести унижение ходить строем два раза в день в туалет на глазах надзирательниц. Только бы вынести унижение допроса герра Баха — однофамильца гения и фашиста одновременно. Один Бах работал с нотами на органе, другой — с плетью и дубинкой в пыточной камере.

Она выжила, потому что каждый раз мысленно цеплялась за одно из детских воспоминаний. Хотя всех сокамерниц расстреляли.

Однако она выжила. Но лишь потому, что в гетто еще оставались дети, сотнями и тысячами. И потому что обещала Исраэлю и Хене, которые погибли в Треблинке, спасти их дочурку.

Вопреки всему она выжила. Среди полицаев был агент Жеготы, который ее затолкал в фургон для заключенных, а потом вытолкнул на улицу.

Нас тогда без усмешек встречали

Все цветы на дорогах земли.

(Слова из песни)

Что мучило Ирену Сендлер после войны?

После войны к ней пришли люди и подарили цветы. Но она искала каждого из тех, кого спасла. Невозможно передать, что она чувствовала, когда узнавала, что спасенные ею дети окончили свою жизнь в газовых камерах. Я не могу найти Эльжбету Коппель.

В небесах отгорели зарницы,

И в сердцах утихает гроза.

Не забыть нам любимые лица,

Не забыть нам родные глаза.

(Слова из песни)

После войны с ней случилось самое страшное, что могло случиться. Дети стали приходить к ней во сне. Пусть она никому не призналась в этом. Пусть выслушивала благодарности. Но с этим трудно было жить. Ведь она — не «железная пани», как ее сегодня пытаются представить. И никому нет дела до ее снов, до спасенных людей.

Одна женщина напишет об Ирене: «…Как мучает ее мысль о том, что она не смогла спасти больше людей? Я тогда не понимала, что она имеет в виду…Но теперь, мне кажется, я эти ее слова понимаю лучше. Она была ангелом небесным, но на каждого спасенного приходилось по сто, а то и по тысяче тех, кого она спасти не могла. Конечно, от этого горя разрывалось сердце».

Ведь она была свидетельницей, как доктор Корчак готовил детей в их последний путь, в газовый камеры Треблинки и и рассказывал им, что они едут в место, где будут сосны и березы, птицы, белки, зайцы, как в их летнем лагере…

Только безумно верящий в свое дело человек был способен вытащить столько детей из горнила смерти, только человек неистовой страсти к жизни был способен на это.

Первый тайм мы уже отыграли

И одно лишь сумели понять:

Чтоб тебя на земле не теряли,

Постарайся себя не терять!

(Слова из песни)

И после войны она решила жить за них и для них. И прожила 98 лет.

Еще я нашел репортаж, где журналист сожалеет, что «Ирена Сендлер была номинирована на Нобелевскую премию Мира. Но она не была избрана. Её премию получил Эл Гор — за слайд-шоу по всемирному потеплению…»